Читать книгу "Пока не взошла луна - Надя Хашими"

Мы снова вызвали доктора. Баба-джан казался маленьким и худым в своей постели. Я так хотела, чтобы он поднялся, взял свою трость и дошел до кухни! Мы с отцом почти постоянно были рядом, но не говорили о том, каким слабым выглядит баба-джан. Падар-джан вообще говорил мало, но он и раньше почти все время молчал, словно боясь звука собственного голоса.

– Ферейба-джан, – позвал дедушка.

– Что, баба-джан?

– Внученька, милая, ты ведь школу вот-вот окончишь?

– Да, баба-джан, в этом году.

– Хорошо. Это хорошо. И что ты будешь делать потом?

– Пока не знаю, баба-джан. Думала поступать в университет, но…

Он лежал, закрыв глаза. Мне показалось, что он заснул, и я замолчала.

– Почему нет? – Дедушка и не думал спать.

Мне нечего было ответить. Я пожала плечами и вытерла ему лоб прохладным кусочком полотна.

– Ферейба, ты ведь видела, как твой отец работает в саду? Там расцвел его талант. Я научил его тому, что умел сам. Он тогда был ребенком. Но, став юношей, он смог научить меня большему. У него прекрасно получается прививать и растить деревья.

Баба-джан говорил правду. Однажды зимой я видела, как отец тщательно выбирает и отделяет черенок от яблоневого дерева. Я пошла за ним на край сада, где он выбрал крепкую яблоню, приносившую ярко-красные плоды. Напевая и поглаживая ствол, он обошел кругом, выбирая лучшее место, чтобы приживить черенок. Точными движениями, словно хирург на операции, он под углом надрезал ствол и вставил заостренный кончик черенка в надрез, соединив обнаженную древесину двух культур. Привязывая черенок к стволу длинными полосками полотна, отец продолжал напевать. Он прикрыл бумажным пакетом верхушку черенка с тремя почками, защищая их. К весне из веточки, которая иначе бы неминуемо иссохла, получился новый сорт яблок. Две живые и полные сил культуры дали невиданный в нашем саду фрукт – папино творение.

– Мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь унаследовал талант твоего отца, но, похоже, никому он не передался. Так что все в твоих руках, Ферейба-джан, – покачал головой дедушка.

Я хотела возразить, что есть еще Кокогуль, которая считает иначе, но он продолжал:

– Даже твой брат нашел свой путь, ни перед кем не склоняясь. Не знаю, чья в том вина. У него тело коня, но ослиный ум.

– Но обо мне всегда заботился ты, – вставила я, взяв его за руку.

– Может быть, я несправедлив к твоему отцу, потому что он слишком похож на меня. А вот ты другая. Ты больше похожа на мать. Пусть Аллах дарует покой ее душе! Она умела смотреть вперед. С ней и твой отец был другим. Жаль, что она умерла. Она бы сделала из него мужчину.

У меня затекли ноги, но я сидела рядом с дедушкой, боясь пошевельнуться и пропустить хоть слово.

– Нет смысла говорить об этом. Ты умная девочка. Полагайся на себя, решая, что тебе нужно.

– Баба-джан, ты всегда знаешь, как мне лучше поступить. Я всегда могу обратиться к тебе.

– От стариков лучше не зависеть. Они слишком близки к Богу, а потому в земных делах ненадежны, – устало вздохнув, предупредил он.

Он совсем лишился сил, и я сменила тему, заговорив о кустах роз, которые росли возле дома. И о торговце, которому пришлось гоняться за своими квохчущими курами по всему рынку, после того как ребенок повернул задвижку клетки. Дедушка улыбался и кивал, взгляд его становился все более рассеянным, и наконец им овладел сон.

Я поцеловала ему руку и ушла, пообещав вернуться утром, но до рассвета его душа отлетела и соединилась с Богом и моей матерью. Может быть, за ним пришел ангел из сада. Две недели я рыдала, не желая видеть ни Кокогуль с отцом, ни сестер. Я хотела быть такой же одинокой, какой чувствовала себя.

Через сорок дней после того, как баба-джан покинул нас, я отправилась в сад. Дедушкина смерть заставила меня вспомнить про ангела, которого я видела в детстве, хотя теперь я почти не сомневалась, что тогда со мной просто сыграло шутку детское воображение. И все же у меня промелькнула мысль, что если я увижу его снова, то спрошу о дедушке и маме.

За рядом шелковичных деревьев был соседский сад, отделенный от нашего высокой глинобитной стеной. Проведя немного времени в тени шелковичных деревьев, я начала понимать, что не одна здесь. Ощущалось это не так, как в тот раз, когда я видела своего ангела-хранителя. Теперь здесь явно был кто-то из плоти и крови. И этот кто-то чихнул.

Я выпрямилась, неожиданно сильно смутившись. Расправила юбку и закрыла книгу, не переставая оглядываться по сторонам. Но не заметила даже пичужки. Я ходила между деревьями и вдруг услышала, как зашелестела листва над стеной, а потом кто-то глухо спрыгнул по ту сторону и побежал прочь. За мной следили!

Следующие несколько дней я не решалась возвращаться в ту часть сада, но в глубине души знала, что шелковичное дерево всегда приносило мне удачу. И вот я уже снова пробиралась сквозь кустарник, осторожно ступая и чутко прислушиваясь. А еще через неделю я прокралась к стене, заглянула в соседский сад и с удивлением увидела пару обутых в сандалии ног, свисающих с мощной ветки.

Я не сомневалась, что это он. Я попыталась получше его рассмотреть, но видно было лишь обтянутые брюками ноги до колен. Он болтал ногами, и кожаные сандалии едва держались.

Я подумала, что это мальчик из соседской семьи. Он был на несколько лет старше меня, но я никогда его не видела. Если бы я пошла в школу вовремя, мы могли бы встретиться там. Что здесь делал, взгромоздившись на ветку, юноша, молодой мужчина?

Немного осмелев, я специально прошла по нескольким хрустнувшим под ногами веточкам и задела камешек, пробираясь на свое обычное место в густой тени шелковицы. Глянув вверх, я заметила, что сандалий уже не видно. Он прятался! Я достала книгу и уставилась на страницу, но слова сливались между собой, и я сама не знала, зачем пришла сюда. Невыносимая тишина длилась целую вечность. Я встала и пошла назад в дом, надеясь, что своим видом не выдала растерянности, которую чувствовала.

Подростку ничто не кажется глупым. Он действует, не задумываясь о том, мудро ли поступает. После того случая я каждый день возвращалась на то же место, кралась между деревьями, высматривая кожаные сандалии, а затем устраивалась под шелковицей. Это стало привычным: школа, работа по дому, сад. Мне приходилось допоздна сидеть над домашними заданиями, ведь в саду я не могла сосредоточиться. Спустя две недели молчания я решила дать незнакомцу понять, что знаю о его присутствии. Я чувствовала себя загнанной в угол.

Всю дорогу из школы домой я собиралась с духом. После обеда, пробираясь в сад, я чувствовала себя такой смелой, что сама себя не узнавала. Не приглушая шагов, я подошла к стене. Уверившись, что меня уже можно услышать, я сказала – громко, но не слишком:

– Молча глазеть на людей невежливо. Правильнее было бы поздороваться.

Мне ничего не ответили. Ни единого слова. То ли мне все это почудилось, то ли сегодня его не было на своем месте… И самое страшное: что, если он подумал, будто я лишена скромности, раз могу так говорить с незнакомцами? Я проводила время либо в школе, с девочками-одноклассницами, либо дома. Кроме своих кузенов, я не знала ровесников мужского пола. Кроме них, ни с кем из мальчиков общаться было нельзя, и я это знала. В моем возрасте требовалось вести себя осмотрительно. И все-таки я позволила себе чуть больше, потому что здесь, в саду, никто меня не видел.