Читать книгу "Максимка, Толик и каляки-маляки (сборник) - Галина Смирнова"

Не отвечу сразу.

Вначале скажу ландыш,

нет изысканнее – форма, цвет, аромат – аристократ среди цветов, принц!

Если сорвешь три нежные веточки, домой нужно везти в золотой карете и ставить в хрустальную вазу, как на трон, а самой скромно устроиться внизу и зачарованно смотреть на совершенство.

Принц живёт в сказочном, зелёном дворце из веток, листьев и деревьев, в лесной прохладе и тиши, и его изящные, белые фонарики сразу не встретишь, нужно искать.

Потом скажу одуванчик.

Маленькое солнце с золотыми лепестками-лучиками, жизнерадостный, неприхотливый, терпеливый и добродушный, он бежит, торопится по дорожкам, тропинкам, он тянется к людям и пахнет душистым мёдом, и всюду его приветливые, как улыбка рассвета, цветы.

Однажды весной я собрала одуванчики, сделала варенье, и получился одуванчиковый мёд, янтарный, густой и ароматный.

В магазин за бубликами.

Утром мама сказала, обращаясь ко мне:

– Коля, сходишь после завтрака в магазин за хлебом – купишь буханку чёрного, два батона и…

– И бублики! – перебил я её.

– Да, и четыре, нет, лучше шесть бубликов. Только ты посмотри, мягкие ли они, и, если чёрствые, то не бери.

Мама посмотрела на меня и добавила:

– Можешь Тёму с собой взять, но никуда не заходить – в магазин и обратно, я по времени прослежу.

Маме было некогда, у неё началась, как она говорила, горячая пора.

Эта горячая пора случалась каждым летом на даче, когда созревали ягоды, мама всё сетовала, почему же они поспевают так неудобно – все сразу и вдруг, и что она «света белого не видит, а только целый день варит и закатывает все эти варенья и компоты, и помидоры и огурцы, а отпуск скоро закончится, а я всё у плиты, у плиты…»

И вот я и Тёма пошли в магазин, потому что закатывать банки с огурцами мы не умеем.

Магазин располагался на окраине нашего дачного посёлка, никаких дорог с машинами переходить не надо было, а дорога от нашей калитки до магазина была прямая и асфальтированная, поэтому мама и отпускала меня и Тёму за хлебом.

Мне было девять, а Тёме восемь лет, я уже перешёл в третий класс, а Тёма во второй.

Где-то на пол-пути к магазину мимо нас пробежал незнакомый пёс.

Опередив нас, он неожиданно остановился и стал прислушиваться к чему-то, а потом как помчался, как помчался со всех сил вперёд по дороге, как-будто опаздывал на очень важное мероприятие.

Пройдя ещё немного, мы услышали лай собак, и чем ближе мы подходили к магазину, тем сильнее становился этот лай, и было понятно, что собак много.

Недалеко от магазина была железнодорожная станция, а рядом дорога со светофором и перекрёстком, мы эти места хорошо знали, потому что отсюда всегда ездили с родителями на электричке домой.

Лай собак становился всё громче и громче.

– Чего это вдруг они так разлаялись? – спросил я. – Посмотрим, Тёмка?

– Посмотрим, – нерешительно ответил Тёма и взял меня за руку.

Подойдя к светофору, мы увидели такую картину: в обе стороны дороги стояли машины, движение было полностью перекрыто, а на перекрёстке, кувыркаясь, отскакивая и вновь налетая друг на друга дрались две стаи собак, с каждой стороны их было штук по десять, не меньше, и все они лаяли, рычали, и вой стоял просто страшный.

На перекрёстке собрались люди, но перейти дорогу они не могли, все стояли и смотрели на дерущихся собак, как-будто это был цирк какой-нибудь.

Потом водители некоторых машин стали гудеть, но собаки не обращали на них внимания и продолжали лаять, кувыркаться и драться.

– Это они территорию делят, – сказал стоящий рядом с нами высокий мужчина в белой кепке, футболке и джинсах.

– Вы правы, – ответила ему молодая женщина в тёмных очках, соломенной шляпке и длинном, цветастом сарафане, – одна стая с этой стороны железной дороги, а другая с противоположной. Мне кажется, я даже знаю некоторых, – женщина сняла очки и стала приглядываться и рассматривать дерущихся собак.

Мне эти её слова «про некоторых» сразу напомнили мою учительницу Софью Михайловну, как она смотрит на меня поверх очков, съехавших на кончик носа, и говорит:

«Я вижу некоторые совсем не слушают меня и заняты на уроке неизвестно чем, вызову-ка я их сейчас к доске!»

От этого воспоминания я на минуту забылся, а потом услышал, что водители стали гудеть очень громко и дружно, этот настойчивый и тревожный звук собакам явно не нравился, и они стали разбегаться.

Мы купили буханку чёрного, два батона белого хлеба и шесть больших, мягких, посыпанных маком бубликов.

Мама не разрешала нам есть на улице, говорила, что это неприлично, некрасиво, и что руки надо всегда мыть перед едой, но от бубликов шёл такой вкусный и аппетитный запах.

Мы с Тёмой отломили сперва по маленькому кусочку, корочка так приятно хрустела, и мякушка была свежая, почти тёплая, будто только из печки, а потом откусили ещё и ещё… так мы шли и ели бублики, и уже по целому бублику съели.

На улице тепло, солнце светит, птички поют, настроение отличное, вечером пойдем с папой на озеро купаться, мы с Тёмой ещё головастиков будем ловить, их много у берега, мы и сачки приготовили.

Впереди нас шёл пожилой мужчина с сумкой в руке, мы видели его недавно в магазине.

Сумка его была набита продуктами, поверх которых лежал завёрнутый в плотную, коричневую бумагу длинный кусок мяса. Я видел такой кусок мяса у мамы на кухне, она варила из него суп и называла как-то странно – грудинка. Мужчина шёл и размахивал сумкой, отчего грудинка раскачивалась в разные стороны.

И тут, откуда ни возьмись, на дороге появился небольшой пёс, чёрный, с длинными, висячими ушами, вроде соседского спаниеля, но не спаниель, нет, дворняжка похоже.

Вначале он шёл рядом с Тёмой, потом приподнял голову, поводил носом и вскоре пристроился за сумкой мужчины.

Мясо раскачивалось вправо-влево в такт шагов мужчины, а вслед за мясом вправо-влево поворачивалась голова собаки, идущей за сумкой.

Я и Тёма даже про бублик забыли.

Наконец, собака не выдержала и прихватила мясо зубами, но видно не сильно, потому что мясо лежало всё также, только едва качнулось. Мужчина, почувствовав что-то, потряс сумкой и пошёл дальше.

Но запах мяса манил собаку, она приблизилась, схватила и потянула его на себя, и мясо стало съезжать вниз, того и гляди упадёт, зашелестела бумажная обёртка, и пёс, испугавшись, прыгнул в высокую траву на обочине и исчез. Мужчина остановился, поправил съехавший кусок мяса, потом оглянулся, увидел меня и Тёму, погрозил нам пальцем и пошёл дальше.