Читать книгу "Александра: жизнь и судьба - Алла Демченко"

После осмотра Саша достала с папки тоненькую историю болезни Романа Лагунова, которая со временем обрастет вкладышами консультантов, ежедневными стандартными записями, и разбухнет, как старая домовая книга. Но это со временем… Она еще раз посмотрела на своего нового пациента и сделала первую короткую запись. Обычно истории болезни она писала, как и положено, за рабочим столом, но ее не покидала ощущение, что Лагунов хочет что — то сказать и никак не решается.

Саша вернулась в ординаторскую, окончив утренний обход, который растянулся до самого обеда. Сначала, на посту не могли найти историю болезни Крикунова. Оказалось, что хирург — консультант прихватил ее вместе со своими бумагами, потом пришли родственники Кутепова, и надо было срочно решить вопрос с направлением на ВТЭК, потом…

— Ну, как твой Лагунов? Я мельком его видела в приемной. Тебе не позавидуешь.

Елизавета говорила и быстро печатала, не отрываясь от компьютера.

— Никак. Не пойму, зачем его к нам положили?

— Да, наша больница ему даже по статусу не подходит. А с другой стороны, — Елизавета допечатала последнее слово и повернулась к Саше, — где ему с его депрессией лечится?

— С чего ты взяла, что у него депрессия? Знаешь, кто его смотрел?

— Выбрось с головы. Ну и что, что смотрели? Догадываешься, в какие деньги влетело все это лечение? А диагноз — банальная депрессия. Или в тебя другой?

— Я пока ничего не могу сказать. Он совсем не контактный. Ни на один вопрос не ответил, глаза закрыл и точка.

В глубине души она была согласна с Елизаветой.

— Выходит, у него случилось что — то такое, что болезнь им воспринималась как спасение?

— А я тебе о чем. Так что, отлежит он у нас положенный срок и тю — тю. Снова к светилам.

— Но, родители ничего такого не говорили.

— Ой, Саша, они, может, и не знают, мальчик — то взрослый. А, может, не хотят говорить. В каждой избушке — свои погремушки. Кофе сварить или как?

— Владимир Иванович говорил, что до болезни Лагунов был успешным и даже известным адвокатом. Ты бы видела его. Лежит безучастно. И вся наша неврология вторична. Может, мне его Степанкову показать?

— Что за больной такой объявился? — Дудник уловил конец разговора сразу как открыл дверь ординаторской. — Кому положили? Александра тебе?

В его тоне Саша уловила подвох, а потому неопределенно кивнула головой и отпила горячий кофе. Невзирая на кустарные условия приготовления, вернее на полное отсутствие таковых, кофе у Елизаветы получался сносным.

— Несправедливость вопиющая! Как кто — то стоящий, так Дудник гуляй! А если алкаш с невропатией так, пожалуйста, Дуднику.

— Константин Викторович, он только поступил, Саша даже толком не описала, так что подойди к заведующему и он поменяет Лагунову лечащего. Делов то! И больной весь твой, со всеми родственниками и связями и прочая, прочая…

— А что так? Нет — нет. Если положили к Александре, то увольте. С меня и алкоголика достаточно.

Дудник шутки не понял и начал сердится.

Он единственный в коллективе, кто мог позволить себе выбирать больных. И надо отдать должное, выбирал больных очень правильно, по большей части тех, у кого остеохондроз или подтверждение инвалидности. И почти все женские палаты числились за ним.

Вам женихов надо искать, зачем вам те женщины, а я душу отвожу.

Никто ничего не имел против. Справлялся с невростеничками Дудник отменно, никто не жаловался и в следующий раз, они норовили только лечиться у «своего» доктора, которым и был Дудник. От тяжелых, непонятных больных, с неуточненным диагнозом он умело отказывался, ссылаясь на какие — то фамилии и звонки сверху. Получалось даже коллегиально, почти благородно. Вот и теперь, зная, что самые тяжелые больные обычно у Саши, сразу перевел разговор о перспективных женихах.

Елизавета посмотрела на Александру и рассмеялась. Думали они об одном и том же.

Глава 9

Небо заволокли осенние тучи. Стрельников подошел к окну, выходящее на внутренний двор. Машин, стоящих с утра впритык, стало заметно меньше. Сотрудники начали разъезжаться по домам. Впереди их ждали два законные выходные. Он тоже, сколько себя помнит, любил конец пятницы. И вовсе не за не за сулящее безделье. Эти два дня он мог заниматься, чем душа пожелает. А желала она все чаще кабинетной тишины и хорошей книги. И если б кто спросил, не утомляет ли его одиночество, он бы только удивился б такому вопросу. Что можно постигнуть в суете…

И впереди у него тоже два дня заслуженных выходных, но Стрельников, смотря на машины, силился, вспомнить, когда появилось это липкое и неприятное чувство внутренней тревоги. Тревожиться, по сути, не было причины.

Поначалу Стрельникова в банке недолюбливали. Долго судачили в курилке по поводу внезапного назначения. Строили догадки, сплетничали. Да так, что сами потом пугались своих сплетен. Ждали резких кадровых перемен. А как же, всем известно- новая метла метет по- новому. Все было как в любом коллективе. Он обо всем догадывался, некоторое время даже переживал, пока рабочие проблемы не захлестнули с головой.

Одни говорили, что не справиться. Зелено — молодо.

Он ни с кем, ни какие счеты не сводил, никого не уволил. Некоторое время все оставалось по — старому. Новое пришло постепенно, без резких движений, как что — то само собой разумеющееся. Вначале он создал маркетинговый отдел, потом сформировал комитет кредитного риска. Он догадывался что, кто — то из старых, бдительных кадров нововведения осуждал и даже не поленился «настучать» учредителям. Он ожидал директив, но нисколько не тревожился о конечном решении Акулина. Умный — поймет, а если не поймет…

Акулин оказался тертым калачом. «Стрельников делает сегодня то, о чем другие будут завтра еще только думать, — однажды, в колуарах, озвучил свою мысль главный держатель акций. Если бы среди нас, господа, был бы профессионал банковского дела, он бы возглавил банк. Так, что хорошо, что Павел оказался у нас, а не в конкурентов». После замечания Стрельникову больше никто работать не мешал.

Другие, в основном женщины, решали только один животрепещущий вопрос- с кем станет спать. Об этом говорили на работе, дома — по телефону. Ждали с нетерпением. Присматривались, прислушивались. Одним словом — женщины.

Стрельников придерживался иного мнения. Работа и постель — вещи не совместимые. И, не взирая на это, о нем не переставали говорить, пытая надежду. Спокойный, уверенный в себе, с едва заметной сединой, а главное, холостой, Стрельников не переставал волновать одинокие женские сердца.

Третьи, ждали, кого приблизит, выделит, допустит, так сказать, к телу.

Но Стрельников знал, если не всему, то многому истинную цену, поэтому не старался оправдать ни чьих надежд. Особо дружеских отношений ни с кем не заводил. Ко всем относился ровно, уважительно, неукоснительно придерживаясь положенной субординации. Во всех, без исключения, ценил профессионализм. Непрофессионалов, начиная от уборщицы и до заместителей, кроме, пожалуй, Красникова, в банке не было.