Читать книгу "Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев - Джереми Дронфилд"

«Мои дорогииииие», – театрально пропела Мура, входя в вестибюль. Несмотря на то что по-английски она говорила лучше, чем по-русски, ей нравилось добавлять в свою речь низкие славянские ноты.

Пока женщины вставали, как будто перед ними появилась царственная особа, вокруг нее собрались дети. Павел, сын своего отца, и Таня, дочь своей матери, – и, конечно, Кира неопределенного происхождения. Мура наклонилась, чтобы расцеловать своих любимых малышей, и вмешалась Мики, чтобы навести порядок. Она была одна из немногих людей, которых Мура любила и кому полностью доверяла.

Отступив в сторону, Мура приняла театральную позу, демонстрируя подругам свой изысканный, отороченный мехом дорожный костюм. Они выразили должное восхищение, и в ожидании, когда их позовет кучер, все три женщины завели бойкий разговор – они были так же, как и дети, возбуждены перед предстоящим путешествием.

Их разговор касался и светских сплетен, и обсуждения предстоящей поездки, и войны. Все три женщины добровольно работали медсестрами в больнице Святого Георгия, где среди солдат циркулировали слухи об особом уходе, который предоставляла раненым офицерам Мура[35]. Но о ней всегда ходили какие-нибудь сплетни. Всегда находились достаточно легковерные люди, чтобы в них верить, а сама Мура с радостью поощряла их.

Совершенно не фигурировали в разговоре какие бы то ни было упоминания о последних событиях в Петрограде. Вести о мятеже, которые начали поступать днем раньше, еще не достигли Эстонии; газеты просто сообщали о разграблении магазинов и забастовках на заводах. Их тональность во многом оставалась точно такой же, как и за неделю до праздников, и люди настолько привыкли, что их праздничное настроение не было омрачено.

Когда подошло время, путешественники – три дамы, трое детей, Мики и горничная Муры – вышли в морозную тьму и втиснулись в открытые сани, укутавшись в полости и меха. Пока женщины суетились и болтали, домашние слуги ждали, послушно замерзая в освещенной арке двери огромного вестибюля, чтобы поклониться на прощание.

«Ноги должны быть в санях, Павлуша! – Мура посадила сына к себе на колени. – Иначе их откусят волки!»

«Здесь есть волки?» – спросил мальчик.

«Волки есть всегда, – сказала Мура. – А такими ночами, как эта, они просто жаждут полакомиться ножками беспечных малышей! Но мы оставим их позади! Пошел!»

Кучер тряхнул вожжами, и сани рванулись вперед со звоном колокольцев; полозья свистели, а топот копыт лошадей мягко заглушался снегом.

Это была короткая, но обжигающе холодная поездка на местную деревенскую станцию в Аэгвийду. Они забронировали себе купе в петроградском поезде. Ночь выдалась морозной; небо было ясным, усеянным звездами, а всходящая луна светила сверху на неподвижные, безмолвные снежные просторы[36]. Они ехали по дороге, которая шла от дома прямо, мимо замерзших озер, а затем петляла по лесу. Тихое движение саней в ледяных тенях леса наполнило женщин суеверным трепетом и возбуждением. Тут и там виднелись хижины дровосеков со светящимися желтыми окошками, которые наводили Мериэл на мысли о сказочных ведьмах.

Станционное здание Аэгвийду представляло собой покосившееся деревянное сооружение с большими претензиями, которое одиноко стояло на ровном пространстве между деревенской дорогой и железнодорожными путями. В зале ожидания было полно солдат и немытых крестьян в овчинных тулупах. К счастью, благородным молодым дамам не пришлось долго терпеть эту компанию, так как вскоре они услышали пыхтенье и свисток подъезжающего поезда.

Вагоны были битком набиты пассажирами, которые сели в Ревеле. Даже в коридорах было полно народу. И снова молодые леди были избавлены от грубой близости чумазых крестьян. Имя Бенкендорфа вместе с дипломатическими связями Мериэл предоставило им отдельное купе благодаря начальнику окружной полиции. В последний раз их положение в обществе вызвало к ним особое отношение[37]. Заперев дверь купе, женщины расположились для ночного путешествия в привычном комфорте, тогда как в коридорах представители пролетариата храпели, сидя на скамьях или растянувшись на полу.

В восемь часов утра следующего дня поезд, окутанный клубами дыма, прибыл на Царскосельский вокзал Петрограда, и путешественницы увидели первые настоящие признаки беспорядков[38]. Роскошные залы вокзала казались необычно мрачными и тревожными, хотя трудно было сказать, в чем дело. С посольским автомобилем их встречал Уильям – водитель и дворецкий сэра Джорджа Бьюкенена[39]. Его сопровождал – и это было удивительно – военный атташе бригадный генерал Нокс, великолепный, но внушавший тревогу в своей военной форме; его лицо было сурово[40].