Читать книгу "Любовник на все времена - Сара Линдсей"

— Какой у вас мрачный вид, — прошептал Генри во время одной из фигур. — Глядя на вас, другие женщины подумают обо мне бог весть что, испугаются и не захотят со мной танцевать.

Шутка развеселила Диану и отвлекла от грустных мыслей:

— Не беспокойтесь. Любая дама в этом зале будет рада танцевать с вами.

— Вы мне льстите. Хотя мне, как джентльмену, слышать такое приятно. Впрочем, танцевать — это обязанность джентльмена.

— О да, ни вы, ни я нисколько не сомневаемся, если речь идет обо мне, что ваша матушка напомнила вам о ваших обязанностях джентльмена.

Генри Уэстон слегка растерялся, но лишь на краткий миг. Однако Диана заметила его растерянность. Надо же, она удивила его, более того, она удивилась самой себе, что ей это удалось. Вращаясь столько лет в свете, она твердо усвоила одно правило — в светском обществе нет более ценного умения, чем притворство. Лондонский свет перестал бы существовать, если бы не приятная и прекрасная ложь, выдаваемая за вежливые манеры.

— Мисс Мерриуэзер…

— Мистер Уэстон, — перебила его Диана, — я не прошу вас забавлять меня из вежливости беседой. Я всего лишь хотела сказать, что, танцуя со мной, вам не надо производить на меня впечатление. Я вам и так признательна за то, что вы меня пригласили.

До конца танца никто из них больше не проронил ни слова. Когда он вел ее назад, к тому месту, где находились ее мать и бабка, она не без трепета думала о том, послушается ли он свою мать, пригласит ли ее на другой танец. Если же нет, то в таком случае придется расстаться с мечтами хоть сколько-нибудь повеселиться в этом сезоне.

Когда до ее спутниц оставалось совсем немного, Генри Уэстон удержал Диану на несколько секунд. На его лице застыло настолько серьезное и торжественное выражение, что у Дианы сжалось сердце, она приготовилась к самому худшему.

— Да, сейчас я танцевал с вами по просьбе моей матери. Но знайте, в следующий раз я приглашу вас на танец только потому, что мне так хочется.

Он улыбнулся, но не холодной светской улыбкой, от которой у светских красавиц подгибались колени. В этой улыбке не было ни насмешки, ни вызова. Улыбка вышла открытой и дружелюбной, которая многих в свете привела бы в недоумение.

— Итак, мисс Мерриуэзер, не согласитесь ли вы уступить мне один из ваших танцев после ужина?

Разумеется, следовало отказаться от такой просьбы, предложив ему пригласить на танец какую-нибудь другую девушку, оставшуюся без кавалера. Но это было бы слишком большой жертвой, на которую Диана оказалась не способна. Если даже впереди ее ждал очередной грустный и скучный сезон, пусть хотя бы на один вечер она станет девушкой, с которой Генри Уэстон — мало ли какая блажь нашла на него — танцевал дважды на балу.

Диана улыбнулась ему в ответ, но не дежурной равнодушной улыбкой, которая охладила бы пыл у любого кавалера, а искренне и радостно.

— С удовольствием, — призналась она.

— Тогда до встречи, мисс Мерриуэзер, — ответил он, подводя ее к бабке, герцогине, не сводившей с них взгляда. Поклонившись, он незаметно пожал Диане руку, и в его синих глазах блеснул теплый огонек.

Польщенная его вниманием, взволнованная Диана присела в реверансе. Ноги у нее ослабели, и она поспешно присела рядом с матерью. От радостного возбуждения, охватившего ее, она плохо сознавала, что происходит вокруг. В ее сознании вертелась, кружилась одна и та же мучительно приятная мысль: он еще вернется… к ней.

Ради нее.

Она вдруг поняла, что с ней творится что-то неладное. Нет, пока до беды было еще далеко, она ведь еще не потеряла головы из-за него, но как знать, в жизни всякое случается?! Нет, нет, с ее стороны было бы величайшей глупостью увлечься таким вертопрахом, как Генри Уэстон.

Глава 4

«Я опасался, что конюшни предстанут передо мной в самом жалком и запущенном виде, но их состояние меня приятно удивило. Конечно, без ремонта не обойтись, конюшни и хозяйские постройки необходимо отремонтировать, покрасить, привести в надлежащий вид. Но сама квадратная планировка поместья просто великолепна, она целесообразна и практична. Хотя в ней нет ничего нового, зато в ней скрыты большие возможности. Стойла для лошадей просторны, полны света и воздуха, имеются и утепленные денники для жеребых кобыл и для ухода за больными лошадьми. Разглядывая поместье, я не мог сдержать довольной улыбки и, наверное, выглядел восторженным дурачком…»

Из письма Генри Уэстона к зятю, графу Данстону.

Оставив мисс Мерриуэзер в кругу ее родных, Генри Уэстон танцевал еще с двумя девушками из многочисленной группы желтофиолей или «увядающих фиалок». Считая свой долг выполненным, Генри решил чуть-чуть отдохнуть от общества перед ужином. Он не спеша вышел из главной залы и направился в свою бывшую спальню, переделанную в кабинет после того, как он вырос и стал снимать холостяцкую квартиру.

В этой дальней комнате гостям было абсолютно нечего делать. Уходя все дальше и дальше от света, музыки и шума светского вечера, Генри словно погружался в тишину, полумрак и даже темноту той части особняка, куда не проникал праздник.

Генри любил вращаться в обществе, гулять в компании с друзьями, не сторонился разных увеселений, которых в столице было предостаточно. Хотя в последнее время многое из того, что радовало раньше, наскучило ему, он все чаще и чаще задумывался о том, что делать дальше. Иногда ему казалось, будто его жизнь состоит из множества глав, точно так же, как романы, которые Оливия, его сестра, проглатывала с неимоверной жадностью. Конечно, в его жизни появится еще немало новых глав, но основную сюжетную линию, к сожалению, окутывал густой туман. Пока Генри выжидал, полагая, что со временем новые главы будут написаны в любом случае, а также отчасти потому, что его вполне устраивала та жизнь, которую он вел. А жил он в свое удовольствие, ни в чем себе не отказывая. Да, порой он попадал в переделки, но такая предсказуемая жизнь нравилась ему больше, чем полное неопределенности будущее, которое могло оказаться хуже его теперешнего положения.

Впрочем, пора было на что-то решаться. Однако делать хорошую мину при плохой игре становилось все труднее и труднее. Он всегда считал себя уравновешенным человеком. Даже боксом, которым он увлекся несколько лет назад, он занимался чисто из спортивного интереса и удовольствия. Но в последнее время характер у него стал портиться, теперь он выходил на ринг, чтобы снять напряжение и беспокойство, не дававшие ему покоя.

Ему припомнилось ошеломленное выражение лица мисс Мерриуэзер. Обычно сдержанная и невозмутимая, сегодня во время танца она утратила самообладание. Ее внутреннее смятение невозможно было не заметить. О, как это ему знакомо, как часто в последние два года его одолевали точно такие же чувства — одиночество, беспокойство, недовольство собой, душевная опустошенность.

Все эти переживания очень живо отпечатались в чертах ее удивительно подвижного и выразительного лица. Волнение Дианы вызвало глубокий отклик в его душе. В какой-то миг Генри ясно осознал, что у них родственные души, что эта женщина способна понять его. Однако это соображение, по существу успокоительное и утешительное, тревожило его. Тревожило и вместе с тем интриговало.