Читать книгу "Мы будем на этой войне. Не родная кровь - Сергей Лобанов"

Иван

Иван, как и другие рабочие строительной фирмы, давно уже сидел без зарплаты. Да, собственно, и работы-то не было. Объект – многоэтажный жилой дом законсервировали до лучших времён, строителей распустили, пообещав рассчитаться, как только появятся деньги. Мужики покричали, повыступали, да с тем и разошлись, кроя матами власть, времена и вообще всю эту жизнь.

Первое время Иван с другими ещё ходил в главный офис в надежде – авось, сегодня дадут зарплату. Но денег всё не было, хотя директор приезжал на своём сверкающем полировкой джипе, куда-то беспрестанно звонил, небрежно держа у лица дорогую модель телефона, уезжал, опять приезжал. Сотрудники офиса что-то делали, тоже куда-то звонили, выполняли, в общем, свои обязанности.

Потом мужики приходили уже к закрытым дверям. Офисные телефоны отключены, информации никакой нет, даже обещаний уже никто не даёт.

Давно стало понятно, что с деньгами их кинули, но мужики с отчаянным упорством продолжали приходить. Правда, их становилось всё меньше, и стояли они уже не так долго. Постоят, перемоют в который уже раз косточки начальству, разойдутся.

Возвращался Иван домой, в съёмную однокомнатную квартиру-хрущёвку, мрачнее тучи: небольшие сбережения уже заканчивались, чем платить хозяину за жильё, не понятно, чем кормить семью и как вообще жить дальше, тоже не понятно. В его жизни бывали периоды несравнимо хуже, но тогда он отвечал только за себя и выживал только сам. Что делать теперь, когда на нём семья, Иван не знал. И это бессилие угнетало сильнее всего, вызывая раздражение, он сдерживал его, понимая, что жена и дети тут не при чём.

Однажды он пришёл к офису и не увидел никого из мужиков. Толкнул белую пластиковую дверь с запылённым стеклом, уже привычно ожидая, что та заперта. Однако дверь неожиданно подалась.

С застучавшим от волнения сердцем Иван вошёл в помещение, надеясь увидеть сотрудников, услышать голоса. Но там стояла тишина, электричества нет, и только благодаря большим окнам было вполне светло. Дверь в кабинет директора оказалась приоткрытой оттуда доносились шаги.

Иван направился туда, у двери остановился, прислушиваясь. Кто-то шуршал бумагами, изредка ходил, что-то бормоча.

Он зашёл без стука и увидел директора – плюгавенького мужика, имевшего, несмотря на свою невзрачную внешность, хватку бульдога: в былые времена его фирма процветала.

От неожиданности директор едва не шарахнулся.

– Вы кто? – спросил он напряжённо.

– Здравствуйте, Василий Николаевич. Я – Никитин, работал у вас каменщиком на четвёртом участке.

– А-а! Понятно, – директор почувствовал себя увереннее. – Вы что-то хотели? Кстати, что вы тут делаете? Компания временно не работает.

– Я знаю, Василий Николаевич. Мне б зарплату получить или хотя бы аванс. А то денег совсем нет, как семью кормить, чем за квартиру платить, не знаю. Жена тоже без работы сидит.

– По-моему, всем ясно было сказано, как только поступят деньги, начнём гасить задолженность по зарплате. Или вам нужно отдельно разъяснять, что я деньги не печатаю?

– Я всё понимаю, Василий Николаевич, но как жить-то? Ведь я же работал, мне положена зарплата, ведь на тот момент ещё были деньги, почему не выплатили?

– Никитин, вы сказали? – задумчиво спросил директор. – Я вас вспомнил. Вы с двумя судимостями ко мне устроились. И я вас взял, тогда как другие давали вам от ворот поворот. Я помню, что вы мне сказали тогда. Мол, готовы работать хоть где и хоть кем, потому что вам нужна работа.

– Да, правильно, Василий Николаевич. Да, у меня две судимости. Но разве плохо я работал, разве были ко мне нарекания? – говорил Иван, сдерживая гнев. – Я выполнял то, что требовали. За это мне положена зарплата…

– Нет денег, уважаемый, – перебил его директор, – говорю по слогам, чтобы дошло: нет денег.

Василий Николаевич даже развёл руками, чтобы показать, как у него самого плохо с финансами.

– Да? А на бензин деньги есть? А на безбедную жизнь заначку не сделали? – уже не сдерживая клокотавшую ярость, выдохнул Иван. – Я у вас не в долг прошу. Я эти деньги заработал. Мне за жильё платить нечем, скоро детей кормить нечем будет. Мне что, в теплотрассу с ними идти жить?

– Всем сейчас тяжело, – скорбно ответил директор. – И я не заслужил такого тона с вашей стороны.

Но Иван уже почти не контролировал себя. Он стремительно подошёл к шефу и схватил за шею, опрокинув спиной на стол.

– Деньги мои отдай… – прошипел Никитин яростно, сдавливая горло директора.

Тот дёргался отчаянно, но поделать ничего не мог. А с Ивана в этот момент слетела вся зыбкая оболочка цивильности. Он снова стал зеком – злым и даже жестоким, живущим в условиях постоянных «тёрок-разборок»: один не так сказал, другой не так понял. Это почти всегда приводило к дракам, избиениям, подавлением воли и личности более слабых. И так каждый божий день. Если такой образ жизни непосилен – готовься переселиться в петушиный куток лагерного барака. Он выдержал, вернулся в мир, где за слова отвечать не принято, где можно говорить почти всё, что хочешь. Большинство из живущих в этом мире, на зоне стали бы «опущенными», но тут им почти ничего не угрожало и они считали себя вправе молоть языком что ни попадя.

Директор почти перестал дёргаться. Иван словно вынырнул из тёмного омута, ослабил хватку. Шеф тут же заперхал, захрипел, мучительно вдыхая и выдыхая спасительный воздух. А Никитин охлопал его карманы, нащупал слева в нагрудном кармане через ткань какое-то утолщение, извлёк тугой бумажник, открыл, вытряхивая содержимое на стол. Выпали три пластиковые карты, какие-то визитки и скатанные в тугой рулончик, перетянутые резинкой пятитысячные купюры.

Иван развернул их и торопливо пересчитал. Сорок штук, ровно двести тысяч. Быстро прикинул – зарплата примерно за семь месяцев. Нормалёк, если учесть, что три месяца он получал небольшие авансы, а долг по зарплате накапливался.

– А говорил, денег нет, – зло бросил Никитин, небрежно стукнув шефа купюрами по щеке.

Он стремительно ушёл прочь, всё ещё слыша сдавленное перханье теперь уже однозначно бывшего директора. Да и хрен с ним.

«Видимо, на роду мне написано не в ладах с законом быть, – досадливо думал Иван. – Попробовал пожить честно – и что толку? А стоило только залезть в прежнюю шкуру, как сразу появились деньги. Законные, между прочим. Заработанные, – успокаивал сам себя он. – Мне жить на что-то надо, семью кормить. А начальник не обеднеет. Чай, не последние в кошельке носил. Хм… Двести кусков вот так запросто! Тут за счастье двадцать тысяч постоянно иметь, а у него двести…»

Домой Никитин возвращался в твёрдом убеждении, что его там уже ждут полицейские. Поэтому решил через кого-нибудь вызвать жену, незаметно отдать ей деньги, а потом уж идти сдаваться.

«Дохрена дадут в этот раз, – думал он тоскливо, обречённо. – Статья сто шестьдесят первая – грабёж, часть вторая, пункт «в». Мне с моими судимостями до семи лет светит… А то и сто шестьдесят вторую – разбой, припаяют. Я ж его придушил, а это уже запросто можно квалифицировать как насилие, опасное для жизни или здоровья. Тут уже до восьми лет при моей-то биографии, да плюс штраф неподъёмный… Может, в бега податься? Бардак повсюду начинается. Кто меня искать станет? Буду как-нибудь помогать своим. На воле для этого возможностей больше, а на зоне точно не будет, там самому бы выжить. Что за жизнь у меня такая?.. Точно мать говорила, весь в батю пошёл…»