Читать книгу "Книга домыслов - Эрика Свайлер"

Имя было мне незнакомо. Впрочем, я мало знал о своей семье. Папа был единственным сыном довольно пожилой супружеской пары. Его родители умерли раньше, чем я появился на свет. Мама прожила на свете недостаточно долго, чтобы мне о них рассказать.

– Почему вы переслали журнал мне, а не его семье?

– Из-за имени Вероны Бонн. Красивое имя. В основном очарования старым книгам придают пометки, оставляемые их прежними владельцами. То, как выведено имя вашей бабушки, говорит о том, что она была владелицей этого журнала. Было бы жаль выбросить этот раритет либо позволить ему и дальше рассыпаться, но оставить журнал у себя я никак не мог. Ну, я принялся искать человека с таким именем. Цирковая прыгунья с вышки. Как необычно! Я наткнулся на краткий некролог, благодаря ему вышел на вашу мать, а потом на вас.

– Сомневаюсь, что журнал принадлежал моей бабушке, – сказал я. – Насколько я знаю, она жила на чемоданах.

– А может, это был кто-нибудь из членов вашей семьи? Или журнал принадлежал поклоннику вашей бабушки? Люди любят хорошие истории.

Да, истории. Наша история, уж конечно, хорошая. Мои ладони показались вдруг скользкими, и я выронил кружку. Кофе растекся по испещренному трещинами линолеуму на кухонном полу. Схватив бумажное полотенце, я бросился вытирать лужу, но перевернул сахарницу. Старое, кислое чувство угнездилось в моей груди. Знакомое чувство, напрямую связанное с городской трагедией. Мама утонула. Папа умер от горя. Молодой человек в одиночку растил свою сестру.

– Вы это часто делаете? Я имею в виду собираете информацию о семьях прежних владельцев книг.

– Куда чаще, чем вам кажется, мистер Ватсон… Саймон. Могу я вас называть Саймоном?

Кровь струилась у меня под ногой, красная жидкость смешивалась с кофе и сахаром. Должно быть, я наступил на осколок кружки.

– Я не против.

– Вот и чудненько! В прошлом году мне в руки попалось восхитительное издание «Девы озера» Скотта. У книги был очень красивый переплет из любовно вышитой ткани. Между листами я нашел засушенную фиалку, которой исполнилось уже лет сорок, если считать с года выпуска. Маленькое чудо. На форзаце значилось имя владелицы: Ребекка Уиллобай. Женщина, разумеется, уже умерла, но я смог отыскать ее племянницу. Она очень обрадовалась, когда я прислал ей книгу, которую ее тетя так ценила, будучи молодой девушкой. Племянница сказала, что она как будто неожиданно повстречала свою тетю по прошествии стольких лет. Я надеялся, что и этот журнал станет для вас столь же дорогим. Надеюсь, так оно и есть?

Разговор воскресил воспоминания, вот только отнюдь не приятные.

– Раз вы на меня вышли, то знаете, что мои родители мертвы.

Раздалось смущенное покашливание.

– Извините. Мне жаль, если я пробудил неприятные воспоминания.

– Много времени прошло с тех пор, – выдохнул я.

Как бы то ни было, журнал замечательный и имеет какое-то отношение к тому, кто интересовался моей бабушкой.

– Если вам он не нужен, я вас пойму. Лучше перешлите журнал мне, но не выбрасывайте. Я заплачу за пересылку. Он чрезвычайно заинтересовал меня, к тому же он очень старый. Возможно, я смогу убедить Мари разрешить мне принести его домой.

Даже одна мысль о том, что можно попросту выбросить такой старинный документ, показалась мне кощунственной.

– Нет. Я вполне в состоянии позаботиться о сохранности журнала. Вы прислали его подходящему человеку. Я как-никак библиотекарь и работаю с архивами.

– Какое счастливое совпадение! – рассмеялся Черчварри.

Я начал понимать, что он получает истинное удовольствие, даря книги. Кажется, моему собеседнику свойственна интуитивная прозорливость. Светлое чувство зародилось в моей душе.

– Вы не могли бы мне сообщить, если, конечно, вам все же удастся это узнать, ваша это бабушка или нет? Это, разумеется, не столь важно, просто мне нравится знать историю моих книг. Такая у меня причуда.

Слова были произнесены мягким, несколько неуверенным тоном, словно мой собеседник боялся, что ему откажут. Я, конечно же, собирался это выяснить, но не потому, что Черчварри меня попросил, а потому, что поступить по-другому просто не мог. Слишком многое и многих моя семья потеряла, чтобы предавать прошлое забвению.

– Хорошо, – напоследок заверил я его.

Руки казались мне неуклюже большими. Я заклеил ранку на подошве бактерицидным пластырем, обулся в туфли и принялся наблюдать за тем, как солнце поднимается над морем. Разлитый кофе и рассыпанный сахар убирать я не стал. Позже. Прошел час после сумбурного разговора с Черчварри. Не знаю, что я делал все это время.

Чтобы прикрыть дверь, приходилось резко, со всей силы ею хлопать. Очередное неудобство, связанное с тем, что живешь в старом доме, стоящем на участке земли, подверженном оползням. Надо бы перевесить дверь. У Фрэнка есть токарный станок. Быть может, он сможет мне помочь. Я положил журнал на пассажирское сиденье автомобиля, и тут меня передернуло. Это просто чудовищно – так обращаться со старинным документом!

К Грейнджерской библиотеке надо было добираться почти через весь Напаусет. Я проехал три квартала, которые были застроены зданиями, имеющими историческую ценность. Когда-то все они принадлежали семейству Уильямсов. В 1694 году братья Уильямс основали город, построив на паях несколько домов в колониальном стиле. Далее я поехал по дороге, извивающейся лентой вдоль гавани, мимо пристани для яхт и ненавидимых Фрэнком лодок из стеклопластика, мимо порта и домов капитанов, которые туристы находят ужасно живописными. В порту много машин выстроилось в очередь на паром, идущий в Коннектикут. Гигантские челюсти огромного судна разверзлись, заглатывая в свою утробу седаны и спортивные автомобили. После порта дорога пошла вверх, к вершине высокого холма, увенчанного монастырем, а затем спускалась резко вниз. После солончакового болота дорога уходила вглубь острова, на плоскую равнину, в середине которой и располагался Грейнджер.

Сидевшие за абонементными столами Лесли и Кристина подтвердили мои опасения. Я опоздал. Разумеется, никто в такую рань по библиотекам не ходит, а первый детский кружок чтения собирается в десять, но опоздание все равно остается опозданием, что бы я по этому поводу ни думал. Я прошел мимо кабинета директора к своему столу в отделе справочно-информационного обслуживания. Я слышал, как каблуки туфель Дженис Купферман глухо стучат по полу в ее кабинете. Она наверняка заметила мое отсутствие.

Обычно, усевшись в кресло за своим рабочим столом, я чувствовал себя как дома, но сегодня меня донимали тревожные мысли. Я положил журнал перед собой на стол и уставился на него. Рабочий день следовало начинать с заявок на получение субсидий и бесконечной череды заказов самого необходимого, которые, впрочем, почти никогда не удовлетворялись. Потратив некоторое время на составление обоснования необходимости обновления электронных каталогов и списков рекомендуемых книг, я поймал себя на том, что смотрю на ящички с картотекой. Грейнджер находился в плачевном состоянии, граничащем с ветхостью и саморазрушением.