Читать книгу "Лолотта и другие парижские истории - Анна Матвеева"

Бомж стоял рядом с директором – заросший до самых глаз мужик, на каких пахать можно, но никто не пашет, потому что «не запрягли».

– Выпить хочешь? – спросил директор, и синие губы бомжа растянулись в страшную улыбку.

Его звали Саней, и он считал себя парижанином. Объяснил, что башню отец здесь ищет напрасно – это не Сена, а канал Сен-Мартен. До башни отсюда пилить и пилить.

– И на кой она тебе сдалась? – смеялся Саня, ловко вливая в себя водку.

Директор рассказывал Сане о том, что он всю жизнь возглавлял завод по производству медных труб.

– Огонь, вода и медные трубы, – понимающе сказал Саня.

Отсюда, из Парижа, директор видел свой завод царством, которое у него отвоевал более удачливый властитель.

Со слезами на глазах вспоминал снабженца Кудрявцева, жаловался на Люсю, тосковал по жене.

Саня предложил директору окурок, и тот добил его с удовольствием, как в детстве.

Допили водку быстро, а темнело – медленно. Но вот зажглись фонари, и в небе взошёл ясный месяц, похожий на спелый банан.

Романов рассказывал Сане про своих дочек, Анну и Александру, про зятьёв Валерку и Колю, про то, что мух давить нельзя, а вот людей – можно.

– Но ведь у них всё было, пусть мы и держали их строго, но всё было, всё! – Романов обхватил Саню за плечи, бомж не возражал. – Когда в новый дом переехали, балкон был такой, это самое, что мать заливала его как каток! Дочки на коньках катались по балкону, где ты ещё такое видел?

Саня божился, что нигде.

Директор плакал, глядя на воду канала Сен-Мартен. Сегодня было много воды – процеженной, стоячей, солёной.

Проклятые руки снова начали крутить в груди железный вентиль.

– Отец, у тебя зво́нит, – сказал Саня, жадно вглядываясь в пульсирующий карман.

Александра.

– Папа, где ты? Я чуть с ума не сошла! Николя весь квартал на три раза обошёл – мы уже хотели полицию звать. Ты почему на звонки не отвечал? Зачем ты так со мной поступаешь?

– Прости меня, доченька, – сказал Романов. – Сейчас приеду, я всё запомнил – станция «Крым», потом налево и ещё раз налево. Деньги есть.

– Ты что, пьяный? – испугалась Александра. – Вот лучше бы, правда, дома сидел!

Павел Петрович нажал отбой – и протянул телефон Сане. Тот бережно спрятал подарок в карман – если это, опять же, был карман, а не дыра в лохмотьях. Они обнялись и простились, и в тот же миг пошёл дождь из тех, что обрушиваются без предупреждений. Как будто над головой опрокидываются бочки с водой – одна за другой.

Лужи вздулись пузырями.

Директор бежал к метро, но прежде чем спуститься вниз, успел заметить еще одного бомжа – этот человек лежал под дождём на вентиляционной решётке метро. Бомж закрыл лицо одеялом и грелся теплом, которое вместе с шумом дарили ему проходящие поезда.

Казалось, он крепко спит.

Рыба в воде

Повесть

Я жизнь свою в булавку не ценю.

Шекспир. «Гамлет»

1

В общем-то я никогда не сомневалась в том, что счастлива – даже когда всё вокруг убеждало в обратном: да не тихо, вкрадчивым шёпотом, а воплем во весь голос. Какое там счастье, если жизнь разваливается, и ты сама тоже, вполне возможно, вскоре развалишься на куски, но при этом внутри тебя – звенящий ангельский хор… Сумасшедшие счастливы просто от того, что живы. А всем остальным нужны ещё какие-то причины для радости – чтобы повысили зарплату, чтобы перестала мучить совесть и установилась приятная тёплая погода без осадков, но при этом не погиб урожай, и пусть не будет войны, а сына удастся отмазать от армии… Человеческие просьбы засоряют самое вещество жизни, и вот мы уже не понимаем, чему радоваться, а чего – бояться. Мы словно уклоняемся от пуль – но ведь среди них есть и те, что с лекарством.

…Лекарства мне почти не помогали, но стоили при этом таких денег, что муж каждый раз платил за них, зажмуриваясь. Нет ничего хуже разговоров о болезнях – я избегала их, сколько могла, а потом ушла в свою хворь целиком, как под воду с головой. Тогда уже и говорить было не о чем: да и как поговоришь, если кругом вода. Такое странное состояние, – чувствуешь себя чугунной болванкой, не имеющей никакого отношения к живой женщине по имени Таня, и ждёшь момента, когда можно будет оставить неподъёмное тело в квартире, надоевшей до смерти – и взлететь к потолку семиграммовым воздушным шариком, а потом взять курс на восток, выпорхнуть в окно и промчаться над всем Челябинском, глядя сверху на пыльные крыши…

– Что именно вас беспокоит? Где болит?

Наматывали круг за кругом – от терапевта к онкологу, от хирурга к остеопату, веер листочков с направлениями на анализы, липкий от геля для УЗИ живот, лекарства, которые я принимала курс за курсом, и они поначалу, кажется, помогали, но болезнь – или что это было? – научилась обходить препараты стороной, как рыба подводные камни.

– С чего всё началось, можете рассказать?

Мы с мужем были в театре. «Лебединое озеро». Места оказались очень неудачными, но ещё до начала спектакля муж договорился с администраторшей, чтобы нас пустили в ложу. Дима, мой муж, нравится администраторшам, вахтёршам, бабушкам из регистратур в поликлинике – у него немного старомодная красота, именно такие мужчины считались видными в пору юности всех этих бодрых, работящих старушек. «Похож на начальника». На самом деле, Дима имеет весьма опосредованное отношение к начальству – он личный водитель Карла Евгеньевича, директора завода N-маш. Карл Евгеньевич и сам любит посидеть за рулём, но ему такие выверты не положены по статусу – и мой муж, чередуясь со сменщиком Серёгой, возят его по всем делам, как ценный груз. Серёга – маленький и краснолицый любитель пива, классический шофёр, из тех, что полагают: начальство существует для водителей, а не водители для начальства. Поэтому Карл Евгеньевич предпочитает моего мужа, впрочем, его все предпочитают – и я до сих пор не понимаю, почему он выбрал меня, а не какую-нибудь красавицу с местной пропиской.

Так вот, мы сидели в ложе и смотрели, как танцуют маленькие лебеди – сцепившиеся руками крест-накрест маленькие тощие девчонки прыгали по сцене, как воробушки, и наша соседка по ложе сказала своей подруге:

– Между прочим, это довольно сложная хореография.

Маленькие лебеди допрыгали до нашего края сцены, и я вдруг даже через музыку, поверх её, как будто это были помехи в эфире, услышала их тяжёлое изнуренное дыхание. Рыбы, вытащенные на берег. Танец маленьких лошадей. И вот, в тот самый момент я впервые и почувствовала, – точнее, впервые не почувствовала своих ног. Подумала, виноваты туфли – лодочки на высоких каблуках, которые были надеты сегодня только во второй раз. Я незаметно сняла их, но странная немота не исчезла, а стала подниматься вверх по ногам. Первый акт давно завершился, соседки по ложе исчезли, даже прозвучал первый звонок ко второму акту, а я всё никак не могла встать с места. Дима испугался, сказал – поехали-ка лучше домой, Бог с ними, лебедями и озёрами, но мне было жаль денег за билеты, поэтому мы остались до самого конца. На поклонах я ощутила в ногах мелкую дрожь, и обрадовалась ей, как доброму известию.