Читать книгу "Рыжий, хмурый и влюбленный - Светлана Багдерина"

Возражений со стороны чародея не последовало, и Сенька поняла, что ее догадка попала в цель.

– Отчего бы нам сразу не завалиться в гости к этому твоему конунгу, уважаемый Адалет? – не упуская выпавшей из замерзших рук мага инициативы, проворно сделала она следующий шаг к вожделенному теплу и комфорту. – Ведь не ради удовольствия мы сюда в такую холодрызь приперлись – по делу международной важности. Вот и убьем двух зайцев одним стулом, как любил говаривать Шарлемань Семнадцатый. И отдохнем по-человечески, и о деле по-быстрому поговорим. Не знаю, как вы, а я чем скорее окажусь в Шатт-аль-Шейхе, тем лучше.

Если бы Иванушка мог говорить без риска откусить себе при этом язык, он бы наверняка добавил что-нибудь уместное и познавательное о требованиях протокола, придворном этикете и официальных рабочих визитах. Но, не переставая выстукивать зубами нечто похожее на «калинку-малинку», он только энергично закивал и с надеждой уставился на волшебника.

– И на персональную печку на постоялом дворе вряд ли приходится рассчитывать, я так полагаю, – хмуро внес свою лепту Масдай и зябко поежился всеми ворсинками.

– Вообще-то, я собирался сперва узнать новости, оценить расстановку сил, в спокойной атмосфере обдумать стратегию, выработать тактику… – чувствуя, что остался в абсолютном меньшинстве, брюзгливо заговорил Адалет, нервно теребя посох такими же белыми от холода и почти незаметными на фоне кости пальцами.

– Вот! Сразу видно – мудрый человек! Знает, что надо делать! – радостно воскликнула Серафима, не дожидаясь окончания тирады, и весело похлопала по ощетинившейся холодными ворсинками спине Масдая: – Ищи дворец!

– И как он выглядит? – завис на ветру ковер, разглядывая хаотично раскинувшуюся внизу приземистую одноэтажную архитектуру.

– Увидишь вместо бревенчатого сарая каменный – считай, что нашел, – хмыкнула царевна. – Если это окажется шикарный дворец – то сарай двухэтажный.

Дворец оказался не просто шикарным – он был ослепительно роскошным.

Три этажа выдолбленного из окрестных скал камня, увенчанные двускатной крышей из красной черепицы, рожденной, без сомнения, в Шантони, надменно возвышались над прильнувшим к закоченевшей земле деревянно-соломенным городом. Но на этом различия между резиденцией гордого конунга и обиталищами простых воинов и рыбаков заканчивались, ибо, судя по всему, построены они были одним и тем же зодчим, из всего учебника по градостроительству прочитавшего лишь одну главу, с серьезным и емким названием «Амбары».

Игнорируя изумленные выклики, задранные головы и открытые рты прохожих на утопающих в грязи запутанных улочках Хольмстадта, путешественники придирчиво и не спеша облетели дворец вокруг, то ли любуясь архитектурными изысками,[17]то ли отыскивая вход.

Вход нашелся в дальнем торце здания, и был обустроен с присущей правителям Отрягии шиком – сбитые из досок щиты были щедро, но беспорядочно накиданы в грязь, дабы монаршьи гости совершенно бесплатно могли поупражняться в ловкости и внимании, перепрыгивая со щита на щит и перескакивая через проломленные их секции.[18]

Двери и ставни на окнах пышного палаццо конунга Гуннара – добротные, резные, двустворчатые, явно краденные – были плотно закрыты: май в Лукоморье и май в Отрягии были подобны фотоснимку и его негативу.

Сначала Адалет, не мудрствуя лукаво, хотел спешиться и постучать, следуя всем правилам дворцовой этики, но пара быстрых убежденных шепотков со стороны злопамятной царевны, горячо поддержанные Масдаем и даже не осужденные Иванушкой[19]– и планы его резко изменились.

Резко изменились и дворцовые двери.

Во вспышке алого света, ослепившей зевак в радиусе ста метров, трофейные створки дрогнули, окрасились на короткие секунды багрянцем, и медленно осыпались на порог ровным валом светло-красного порошка.

Не давая свидетелям опомниться, ковер ринулся вперед, разметая розовые клубы по сторонам. Он ворвался в зал приемов, он же обеденный, он же гостиная, и понесся, как было условлено, над рядами столов с остатками гостей и вечернего пиршества прямо в противоположный конец, где на помосте гордо возвышался покрытый толстым слоем позолоты трон с высокой спинкой, потертыми бархатными подлокотниками и прикрытым лохматой шкурой сиденьем.

Он пустовал. Судя по тому, что престол был покрыт не только раскатанным в листики драгметаллом, но и сопоставимым по толщине слоем пыли, простаивало рабочее место монарха уже довольно долго. Справа и слева от покинутого самодержцем стула располагались два похожих, но без позолоты и бархата. Занимающие их личности в настоящее время стояли перед ними в позах пловцов, ожидающих сигнала стартового пистолета. Вытаращенные глаза размерами вполне могли посоперничать с защитными очками.

Сенька с яростным весельем ткнула локтем чародея в бок: «Так им! Так им! Я же говорила!..» Ободренный почином и начинающий получать удовольствие от процесса вдохновенный[20]кудесник грозно потряс над головой посохом, озарив полутемный холл зловещей игрой красных и черных огней. Голос, немало усиленный магией, проревел:

– Где эта малодушная пародия на правителя Отрягии, я вас спрашиваю?!

– Где эта… кто?.. – выдохнул амбре несвежего пива громила лет семнадцати справа от незанятого символа конунгской власти, нарушив потрясенное молчание зала.

– Гуннар где, мальчик? – сбавил тон и брюзгливо пояснил Адалет, недовольный тем, что изысканная фигура его речи осталась неоцененной.

– Я не мальчик! Я – Олаф, сын конунга! – вызывающе выпятил нижнюю губу и грудь огненноволосый юнец.

С губой от такого упражнения ничего особенного не произошло, а вот кольчуга на мощных телесах наследника престола жалобно скрежетнула и поехала по швам, игриво стреляя по сторонам разошедшимися колечками.

– Говорил же я – мала она… – мгновенно сдулся и пристыжено втянул голову в плечи юноша. Одновременно более старший товарищ слева от простаивающего трона с горечью и укоризной воскликнул:

– Как ты мог!.. В этой кольчуге наш прадед загнал обратно в горы великанов! Наш дед сражался три дня и три ночи с морскими выползнями! Твой отец в кровавом поединке одолел…

– Да знаю я всё, дядя, знаю! – побывав в недолгом нокдауне, к Олафу вернулась дерзость. – Но больше-то она от этого ведь не стала! А после водного побоища так вообще определенно села!

– Велика фигура… – окончание известной народной мудрости родичем порывистого молодого человека было проглочено, но тайны оно и не содержало.