Читать книгу "Мой враг, моя любимая - Влада Южная"

Упоминание женского имени заставило Ивара снова прислушаться к разговору.

– До того, как она надела кандалы? – не поверил первый.

– До того, – кивнул его собеседник.

– Но… как?!

Охотники недоверчиво покосились на Ивара. Выражением лица он в очередной раз дал им понять, что они могут играть в угадайку, сколько душе угодно. Все равно им запретили его трогать, и это давало преимущество. Но что будет, когда придет их так называемый отец? Ивар старался пока не думать. Один раз, в детстве, он столкнулся с убийцей – и выжил. Второй раз он просто обязан это сделать!

– Дай-ка, кое-что попробую… – первый охотник выхватил из-за голенища сапога небольшой нож и шагнул в Ивару.

Грудную мышцу пронзила резкая боль, когда лезвие рассекло кожу. Ивар непроизвольно дернулся и замычал сквозь стиснутые зубы. Струйки крови защекотали живот, несколько капель шлепнулось на бедро.

Охотники с интересом уставились на его тело.

– Заживает… – почему-то шепотом прокомментировал второй и округлил глаза.

– Он же в кандалах! – поморщился первый и на всякий случай посмотрел наверх, туда, где были стянуты руки Ивара.

– Он в кандалах, – подтвердил второй, – они обессиливают его! Как он исцеляется сам и без фамильяра?!

Их недоумение вполне можно было понять. Фамильяры не только защищали своих хозяев, но и обладали способностью залечивать их раны, делиться своей неиссякаемой жизненной силой. Правда, проклятое железо из особенной руды лишало возможности призвать фамильяра. Скованный лекхе оставался беспомощным, слабым и лишенным своего непобедимого помощника, который просто-напросто исчезал. Поэтому тех, кого не желали убивать сразу, охотники заковывали. Это давало им возможность вдоволь поиздеваться над жертвой, которая не могла ничего сделать в ответ. Ивару доводилось видеть то, что оставалось от лекхе после подобных издевательств. Стоило только забрести в какую-нибудь глухомань – и вуаля. Но Ивар мог поклясться, что такого экземпляра, как он, его враги еще не видывали. С детства он научился по максимуму использовать свое преимущество, и теперь осталось только придумать, как выкрутиться в очередной раз.

К этому времени его кровь уже перестала течь, и остался лишь легкий дискомфорт от влажных следов на коже, обдуваемых ветерком.

– Может, кандалы на него не действуют? – с сомнением предположил первый.

– Да как не действуют?! Кира бы с ним не управилась без них. Даже с помощью Михалыча. Смотри, какие бицухи нарастил.

Ивар подавил желание рассмеяться врагам в лицо и только наблюдал за их попытками строить версии. Правда, желание смеяться быстро пропало, когда охотник убрал нож обратно и выхватил из-за пояса другой, потяжелее.

– А если так?

Ивар дернулся и едва не взвыл от прикосновения особого железа. Казалось, его полоснули жидким огнем. Крови было больше, и боли тоже. Ненависть к мучителям просто захлестнула мысли, уронив на глаза красную пелену. Он представил, как вырывает им глотки, одному за другим, и принялся прокручивать эту картинку в голове снова и снова, чтобы не сойти с ума и цепляться хоть за какой-то ориентир.

– Не заживает, – с довольным видом подытожил первый, поигрывая ножом.

Второй склонился и изучал рану. Скосив глаза, Ивар мог видеть его темноволосую макушку у своей груди.

– Заживает, – наконец протянул охотник после минутного созерцания, – только медленно…

3

Майя… ах, моя Майя! Твоя дочь сегодня стала совершеннолетней. Подумать только – восемнадцать лет прошло с тех пор, как эта кроха появилась на свет! Помню, как ты радовалась, как целовала ее крохотные пальчики. Она так напоминает мне тебя в этом возрасте. Свежая, сочная, такая юная…

Она совсем еще ребенок, твоя повзрослевшая дочь. У нее глаза, в которых можно утонуть. У нее мягкий характер. Твой характер, любовь моя. Мне нравится, что она растет послушной. Ведь ты была другой, Майя. О, да. В ее годы ты уже родила мне сына. Нашего первенца. Я всегда знал, что ты родишь мне прекрасных детей, моя Майя…

Помнишь, как все начиналось? Мы с тобой сразу поняли, что предназначены друг другу. Ты, дочь старейшины нашего клана. И я – сын его первого помощника и ближайшего друга. Правда, был еще мой брат… но мы-то с тобой понимали, что на пути нашей любви не встанет никто другой. Родители просто ждали, пока ты повзрослеешь. Ты была такая юная. Я уже получил посвящение в клан и мог взять жену, но ты оставалась нераспустившимся бутоном, и мне оставалось считать годы до той поры, когда мы разделим ложе.

Когда дети вырастают, у стариков остаются лишь их воспоминания. Я люблю воскрешать в памяти, как ты ходила по главной улице нашего поселения. Это теперь там город. Большой, шумный. Совсем другой. Наши отчие дома давно снесли и построили новые. Но вот та улица, по которой ступали твои хорошенькие ножки, Майя, осталась. И перемен не надо бояться, Майя. Те отродья, которые раньше разгуливали на свободе, бок о бок с тобой и мной, теперь не могут и носа на улицу высунуть после наступления комендантского часа. Закон отправил их за высокие заборы гетто, где им самое место. Будь моя воля – я сжег бы их всех. Расстрелял, уничтожил. Ничего. Законы имеют свойство пересматриваться. И теперь они пересматриваются только в нашу пользу.

А тогда… тогда мы были детьми, Майя. Ты делала вид, что не замечаешь меня, что я тебе противен. Но я-то понимал, моя драгоценная, что таким образом ты лишь дразнишь меня, подогреваешь интерес, возбуждаешь. Я часто возбуждался, когда подглядывал за тобой. Знаю, ты чувствовала мои взгляды и тоже возбуждалась. Когда болтала на скамейке с подругами. Когда отправлялась по поручению матери в магазин. Когда задумчиво сидела на подоконнике своего дома и смотрела вдаль. Каждым своим действием ты приказывала мне, Майя, быть с тобой. Любить тебя. Сделать тебя своей.

Помню, как тебе нравилось по вечерам сбегать из дома через окно и отправляться к реке. Ты не могла не знать, что я слежу за тобой, Майя. Конечно, ты делала это специально для меня. Ориентируясь в неясном свете луны, ты пробиралась за окраину поселения, а я тенью следовал за тобой. Я сливался с каждым деревом и кустом, чтобы не спугнуть твой ночной ритуал. Тебе бы не понравилось, если бы я нарушил его, правда, Майя?

Ты приходила на берег реки. Туда, где излучина образовывала тихую заводь. Я кусал губы, чтобы сдержаться и не броситься к твоим ногам, пока ты стояла, вся в лунном свете, в его призрачном сиянии, и смотрела на небо. Ты убирала наверх свои чудесные каштановые волосы, и при взгляде на твою точеную шею я как будто рождался заново. Я так отчаянно тебя желал! Когда ты скидывала одежду, мои глаза следили за плавными изгибами твоей еще девичьей фигуры, а в воображении уже проносились картины нашей любви. Я мечтал, что лежу с тобой, и мое тело откликалось на эти фантазии. Я представлял, что мои руки – это твои руки. Приходилось проливать семя на землю не раз и не два за то время, пока ты купалась в реке, а облегчения все не наступало.