Читать книгу "Исповедь чекиста. Тайная война спецслужб СССР и США - Фёдор Жорин"

По праздникам в училище приглашали на вечера танцев студенток одесских вузов. Отношение к дамам было очень уважительным. Как правило, к концу обучения половина выпускников вместе с погонами лейтенантов обзаводилась и женами. Традиционно военные училища или военные гарнизоны располагались в городах с пединститутами, мединститутами, ткацкими фабриками.

Училище я закончил по первому разряду. К своим спортивным достижениям добавил первый разряд по ручному мячу. А когда все выпускники убыли к новому месту службы, меня оставили для соревнований на первенство учебных заведений Министерства обороны по плаванию и ручному мячу.

Поэтому службу лейтенантом автор начал 13 сентября 1962 г, т. е. на две недели позже своих однокурсников. Кадровики Белорусского военного округа, 28-й Гвардейской общевойсковой армии в г. Гродно и 33-й Гвардейской танковой дивизии в г. Бресте смотрели на меня с любопытством, потому что к этому времени уже пристроили всех выпускников. Приличных мест уже не было. Нашли должность командира взвода управления в артиллерийском полку. Полк имел на знамени пять боевых орденов, но был единственной негвардейской частью в гвардейской дивизии. Не повезло мне стать гвардейцем. Замухрышки и разгильдяи солдаты, в том числе не умевшие говорить по-русски и подтянуться на перекладине, были гвардейцами. А лейтенант со знанием английского языка (я получил в училище диплом военного переводчика), тремя первыми спортивными разрядами и первой спортивной ступенью (был такой красивый красный значок) оказался недостойным гвардейского звания.

В дальнейшем, в 1970 г., к 100-летнему юбилею В.И. Ленина была учреждена медаль. Ею награждались офицеры и солдаты (солдаты по принципу — каждый пятый). И эта медаль прошла мимо меня — выпускника Высшей школы КГБ СССР с дипломом, в котором было всего три четверки из двадцати пяти предметов. Что делать, не подходил я под стандарты уже тогда.

Но вернемся в 1962-й год. В Бресте дислоцировалось две дивизии. Городок изумительный. Чистенький. Прекрасный городской парк, уютный Дом офицеров, два кафе и три ресторана. Молодые офицеры быстро перезнакомились, и получилось приличное общество. Мы предпочитали ходить по городу в полевой форме. Патрули молодых офицеров не беспокоили. Хотя форму одежды мы нарушали.

Однажды упросили таксиста подвезти на «Волге» прямо к танцплощадке через весь городской парк. Потом отбрехивался, что товарищу стало плохо. Спасибо таксисту, что помог. В свою очередь, я ходил даже в городское ГАИ, чтобы его поощрили. Такое нахальство и находчивость помогли отвлечь беду от таксиста, которого уже собирались наказать. Но я уже тогда задумался над тем, что шутки одних могут плохо кончаться для других. Начал срабатывать инстинкт справедливости.

За полгода службы командиром взвода я успел съездить на первенство округа по баскетболу в г. Печи, под Минском. Спустя два года я узнал, что в этом пригороде Минска была крупная разведшкола Абвера.

Осенью 1963 г. я принимал участие в соревнованиях округа по ручному мячу в качестве капитана сборной 28-й Гвардейской общевойсковой армии.

Служба в 914-м пяти-орденоносном артиллерийском полку была похожа на то, чему обучали в артучилище, как ночь на день.

За полтора года службы я ни разу не присутствовал на учебе офицеров по боевой подготовке. Артполк был превращен в хозяйственную команду: строили, копали, заготовляли лес, картошку по селам и т. п.

Неприкасаемыми были только политзанятия. Об этом было четко сказано в директиве начальника ГлавПУРа генерала армии Епишева. Но однажды в морозный день на построении дивизиона майор Гиззатулин приказывает мне возглавить команду солдат и убыть незамедлительно рубить лес. А я прибыл на политзанятия легко одетым для занятий с личным составом в помещении казармы. К этому времени, выполняя дурацкие приказы, я успел серьезно обморозиться, заработал начальную стадию ревматизма ног. Офицеры знают, что означает ситуация, когда, находясь в строю, лейтенант заявляет отказом выполнить приказ командира дивизиона. Дивизион замер. Командир приказывает всем офицерам зайти в штаб. Началось извержение вулкана — гром и молнии. Уже определялся срок моего пребывания на гауптвахте. Но тут я встрял и напомнил содержание директивы начальника Главного политического управления ВС СССР о строгом соблюдении проведения занятий по политической подготовке. Это уже был серьезный аргумент. Возникла пауза. Командира перекосило, но он нашел силы сдержаться и дать новое указание: «Убыть рубить лес после политзанятий». Я напомнил о необходимости переодеться в теплое обмундирование. Получил согласие.

Тогда я впервые понял, что на службе также важно знать приказы высшего командования, а не только непосредственного. Конфликт обошелся без дисциплинарных последствий.

Еще немного личной истории

В это трудно поверить, но я помню себя с времен, когда кто-то (мать или сестра) вынесли меня запеленатого на крыльцо дома, построенного моим дедом Фадеем, в сырой, пасмурный день. Мне страшно не нравилось быть спеленатым. Возможно, с тех пор я не люблю, с большим трудом и напряжением воли терплю ограничения свободы действий и мысли.

Забегая вперед, замечу, что уже после окончания аспирантуры ВКШ КГБ СССР, меня — старосту группы, прошедшего первую предзащиту диссертационного исследования, послали на низкую должность в Особый отдел КГБ СССР по Одесскому военному округу из-за того, что я вскрыл махинации комитета комсомола и парткома ВКШ КГБ СССР при расчетах со студенческими группами за строительство нового здания ВКШ КГБ на юго-западе Москвы.

Тогда один аспирант, будущий генерал ФСБ Ю. Сай, сказал: «Если бы ты, Федор, умел терпеть, не так быстро стал самостоятельным оперработником, научился бы сдерживать свои эмоции, даже когда ты абсолютно прав, то давно был бы уже генералом». Это было сказано в 1980 году. Старший лейтенант Ю. Сай стал генералом ФСБ, я — нет. Закончил службу полковником.

Но вернемся к детству. Когда я рассказывал о своих первых воспоминаниях, мне никто не верил. Однако потом, когда в 1960 г. старшая сестра возвратилась из Донбасса в с. Станиславку на родину, и я, который с четырех лет был отправлен в детский приют и не жил в своем доме с 1947 года, рассказал ей о крыльце из дуба, о точильном камне, что стоял на крыльце, и других мелочах, то она признала мою правоту.

Кроме того, я напомнил сестре о бабушке, которая по старости только лежала на печи и умерла, когда мне не было и двух лет, она также согласилась, что моя память зафиксировала правду в весьма раннем детском возрасте.

Что ни говори, а природа наделяет деревенских, сельских детей хорошей памятью и другими положительными человеческими качествами. Хотя, повторю, не важно, кто, где и когда родился. Главное, как он потом распорядился своими потенциальными возможностями в открывшейся ситуации.

* * *

Впервые я умер в 1949 г. По наследству мой организм получил паховую грыжу. Операцию сироты из детдома поручили студентам. Наркоз из эфира дали в дозе, после которой еле откачали. Белый огонь справа по нарастающей ослепил глаза и ушел влево. Очнулся я, когда смотрел с потолка на лежащего в кровати мальчика. Потом я слился с ним, попросил пить. Мне обмакнули мокрой ваткой (тампоном) губы. И я несколько дней и ночей то лежал в кровати, то смотрел на себя с потолка санитарной палаты.