Читать книгу "Страсти по Митрофану - Наталия Терентьева"

– Приду, – твердо сказал Митя. – Приду, Марина Тимофеевна. Передайте Ивану Селиверстовичу. Приду. Обещаю.

То, что Марина так в него влюблена, как девчонка, – а дураку ясно, что влюблена, – ему мешает. Приятно и мешает. Из-за этого он и ходить не хочет на кружок. И играть после «Золушки» ему уже не так хочется, и стыдно, когда Марина все подсаживается к нему, подсаживается, трогает его крупными белыми руками, касается полными коленками, обволакивает пряными духами, а уж когда наваливается огромной грудью, он совсем теряется, мгновенно взмокает, как жалкий убогий мышонок. Но… прийти поговорить с Иваном Селиверстовичем можно. Они разговаривают часами – обо всем, о театре, о музыке, о том, как тяжела планида у художника – у любого, у скульптора, актера или виолончелиста. Иван Селиверстович понимает его так хорошо, гораздо лучше, чем, скажем, Митина мать. Конечно, не так, как батя…

Но батя – это особый разговор. Он всегда так близко, что иногда Мите кажется – он перестает понимать, где батя, а где он. Его это мысли или отцовы. У них всё общее. Они даже чай часто пьют из одной огромной чашки. Митя – глоток и батя – глоток. Это батя так когда-то придумал. Рассказывал ему, что так пьют в походах, когда чашек на всех не хватает. Ну и вообще, для того, чтобы подружиться… Так и повелось у них. Мать ругается, а они только пересмеиваются и переглядываются – им так удобно, привычно. Когда мать уезжает в командировки, Митя подкатывается и ночью к отцу. Большой грузный отец может во сне стянуть с него одеяло совсем или ненароком столкнуть его с дивана. Ну и что. Зато рядом с ним Митя чувствует себя маленьким, любимым, хорошим, нужным.

Кто-то хочет взрослеть, торопится, а он – нет. Отец сгребет его в охапку, навалится на него и так и засыпает, и Митя засыпает, чувствуя родной запах, абсолютную защищенность. Его дом – там, где отец. Если им все-таки придется продать их квартиру, чтобы как-то жить, он поедет с отцом и в Подмосковье, и будет жить в любом сарае. Лучше, конечно, в каком-нибудь домике, не в сарае… Но если прижмет – то где угодно. Потому что отец не виноват, что с ним так все в жизни произошло. Не виноват, Митя знал это точно. Кому-то везет, а кому-то – нет. Его талантливому, красивейшему, умнейшему отцу просто не повезло.

«Главное, сынок, не попадать во власть ни к одной женщине, запомни», – часто говорит ему отец, говорит с самого детства. Когда Митя был маленький, он не понимал, что такое власть, думал, что это что-то огромное, сладкое, душное, куда можно упасть и никогда оттуда больше не выпутаться. Почему он сейчас об этом вспомнил? Может быть, Маринины духи ему напомнили отцовские слова и свои детские страхи.

– Что, Митяй, с Тосей перетирал? – Деряев улыбался, внимательно глядя на него.

Хороший, умный парень Кирилл, Митя мог бы с ним дружить, но Деряев подходил на определенное расстояние, а ближе не хотел. Митя видел, что тот не до конца искренен.

– Да, поговорили, – улыбнулся Митя. – Хорошая девчонка.

– Хорошая… – прищурился Деряев. Митя – полный идиот, но это как раз очень кстати. Потерпеть его придется. – Музыку любит.

– Правда? – обрадовался Митя. – А какую?

– Эй, орлы! – Наталья Петровна перестала писать на доске и резко обернулась к мальчикам, заговорившим в голос. – Вы или здесь и решаете вместе со всеми, или выходите к доске, как первоклассники, и стойте молча. Я не для того вас в профильную группу переводила, чтобы вы у меня лясы точили на уроке. – Наталья Петровна решительно ткнула пальцем в интерактивную доску. – Так, это сократим…

– Простите, Наталья Петровна… – сказал Митя, примирительно улыбнувшись ей. – Исправимся.

– За себя говори, придурок… – пробормотал Деряев.

– Что? – обернулся к нему Митя.

– Ничего, потом поговорим.

– Агась! – кивнул Митя.

– Придурок… – еще раз повторил Деряев и пнул Митин стул.

Вот чуть-чуть только потерпеть его, но как же трудно это будет. И за что только он нравится девочкам? И даже взрослым женщинам. Он видел не раз взгляды училок… Что они в нем находят? Деряев гораздо выше, и плечи у него шире, и усы давно растут, и волосы вполне нормальные, он теперь их не забывает мыть – мать не заставляет уже, глаза яркие, черные, как посмотрит – обожжет. А что такого в Бубенцове? Ведь он придурок. Иногда как начнет ласково и приторно разговаривать, как старый дядька, да и не просто старый, а устарелый. Обороты у него какие-то ненормальные, слова устаревшие… А училки только умиляются. И внешность… Ну что такого в его внешности? Лохматый вечно, волос много, цвет какой-то непонятный – ни то ни се, глаза – ничего особенного, да вообще в нем ничего особенного нет! Кроме выпендрежа. К тому же бедный, самый бедный в классе. Так с виду не скажешь, конечно, одет нормально, телефон средненький есть вроде, планшет даже какой-то… Но Деряев зимой сходил к Мите домой, тот звал «на чай» (придурок!), и ахнул.

Он думал, что беднее, чем они с матерью живут, квартир сейчас не бывает. Бывает. Любимый всеми красавчик Бубенцов живет, оказывается, в крохотной смежной хрущобке, с родаками и жутковатым котом. Отец его из дома практически не выходит, редко очень, а кот – тощий, ушастый, морда наглая, и, главное, смотрит, как будто все про Деряева понимает. Вот Митя ничего не понимает, верит, улыбается, а кот – глупое животное – понимает. Деряеву так хотелось пнуть его в прихожей, так тот его потом поймал из-под стула и оцарапал – ботинки, видать, не нашел, Деряев снимать их не стал. Куда в такой квартире ботинки снимать! Принесешь еще домой блох каких-нибудь… А ремонтировалась квартира, наверно, последний раз лет сорок назад. Или никогда вообще. Темно-зеленые обои в мелкие огурцы, серые облупившиеся двери, старые окна с качающимися форточками, на полу – темно-коричневый линолеум. И Митина убогая комнатка с аккуратно застеленной кроватью, вьющимся по стене цветком, фотографиями известных музыкантов, известных только Мите, потому что кроме него никто такую музыку не слушает, полочка с фигурками, которые тот лепит от нечего делать, и, конечно, посреди комнаты – сверкающая виолончель. Вот это, наверно, подкупает женщин – его необычность. Деряев готов все сделать, чтобы Тося была с ним, а Митя сидит дома, пилит часами на виолончели и лепит никому не понятные фигурки. А все в диком восторге от него. Нет, Деряев возьмет другим.

– Кирилл! – прокричала Наталья Петровна, подойдя к Деряеву.

Тот вздрогнул и поднял на нее глаза.

– Я тебя, знаешь, сколько раз звала! Тебя перевести обратно, в слабую группу?

– Нет, Наталья Петровна, – обернулся к ним Митя. – Пожалуйста. Кирилл просто… Это я его отвлек.

– Митюша, отвали, дружок, – ласково посоветовала ему математичка. – У тебя у самого положение пока шаткое. Я тебе пятерку в году обещала, я тебе ее и не поставлю, ясно?

Деряев посмотрел на Митю. Хорошо, что Митя мало что понимает в жизни. И взгляд этот сейчас не понял, улыбнулся в ответ. Ну не дурак ли? Ничего, скоро все будет по-другому, ему бы лишь раз наедине с Тосей остаться, она поймет разницу – между этим недоумком и Деряевым.