Читать книгу "Кадры решают все. Суровая правда о войне 1941-1945 гг - Владимир Бешанов"

«Когда мысль держится за насилие, принципиально и психологически свободное, не связанное никакими законами, ограничениями, препонами — тогда область возможного действия расширяется до гигантских размеров, а область невозможного сжимается до крайних пределов, падает до нуля. Беспредельным расширением возможного, превращением того, что считается невозможным, в возможное, этим и характеризуется большевистская коммунистическая партия. В этом и есть настоящий дух большевизма. Это есть черта, глубочайше отличающая нашу партию от всех прочих, делающая ее партией «чудес».

Просто сверхчеловек какой-то! Что ж, и его кровавый путь беспредельщика в конце концов кончился «стенкой», но умиляет эпитафия в нынешних энциклопедиях: «Необоснованно репрессирован».

* * *

Их портретами обклеивали улицы и стены, фотографиями «творцов и руководителей» украшали календари, именами называли города. На карте СССР появились новые географические названия — Троцк, Зиновьев, Каменев.

Кандидатура «серой посредственности», недалекого провинциала, «недоучившегося семинариста» Сталина, теоретическими изысканиями не прославившегося, командовавшего всего-то Секретариатом в качестве претендента на пост великого магистра, среди «маршалов Ильича» не котировалась.

Лев Давидович утверждал: «Прошлая его деятельность оставалась фактически неизвестной не только народным массам, но и партии. Никто не знал, что говорил и делал Сталин до 17-го и даже до 23–24-го годов… Зиновьев относился к Сталину осторожно-покровительственно. Каменев — слегка иронически».

Каменев считал генсека «вождем уездного масштаба». Бухарин снисходительно кивал: «Ничего, нам нужны такие, а если он невежественен и малокультурен», то «мы ему поможем».

Они, пробившие Сталина на пост Генерального секретаря и яростно противодействовавшие ленинской рекомендации подобрать более терпимого товарища, собирались использовать его, «фигуру второго или третьего плана», в качестве союзника в борьбе с несомненным «принцем» Троцким.

Между тем Коба — истинный конспиратор, подпольщик-практик — «разводил» этих пламенных трибунов словно мальчишек. Он уже сосредоточил в своих руках необъятную власть, а они этого не поняли и предостережениям собственного Вождя не вняли. Он расставлял кадры, те самые, которые, как известно, решают всё, а они витийствовали на заседаниях и красовались в президиумах, думая, что «шашлычник» делает для них черную работу. Они верили в силу своих великих идей и своего раздутого авторитета. Сталин же понял силу бюрократического аппарата, позволявшего законно, вполне демократично, путем хорошо подготовленного голосования (этой методикой виртуозно владел Ленин, а Иосиф Виссарионович умел учиться) принимать нужные решения, превращавшиеся в силу партийной дисциплины в нерушимый закон. Когда вожди «планетарного масштаба» осознали свою ошибку, уже оказалось поздно.

Но сначала «правящая тройка» — Зиновьев, Каменев, Сталин — в полном согласии делала одно общее дело: вышибала из седла Льва Троцкого. Ничего личного, исключительно ради единства партии. Способ избрали самой простой. Все теоретические воззрения, идеи, высказывания «демона революции» объявили «троцкизмом», все, что бы он ни предлагал, — антипартийной крамолой, всех его сторонников — «троцкистами». Само собой, троцкизм находился в «непримиримом противоречии» с ленинизмом, являлся «уклоном в сторону».

Правда, если внимательно перечитать «три особенности троцкизма», то хорошо видно, что самая главная ересь Троцкого — претензии на первенство, «недоверие к лидерам большевизма, попытка к их развенчанию», в остальном нет никакой разницы.

В организованной против него кампании Троцкий проигрывал по очкам. Идеологу перманентной революции была скучна аппаратная возня. Неинтересно ему было что-то там строить в отдельно взятой стране, хотелось великих свершений, грандиозных трагических ролей на исторической сцене. Он жил прошлым. Его идейные соратники точно так же были неприспособлены к мирной жизни, испытывали отвращение к каждодневной систематической работе. Один из таких жаловался на жизнь: «вместо того, чтобы подготовлять тайную революционную борьбу, я оказался занят подготовкой консульской карьеры… Вместо того, чтобы быть агитатором или организатором восстания, я буду чиновником». Вот в чем трагедия фанатиков «мирового пожара»!

А ведь совсем недавно они знавали другие, славные времена. К примеру, в 1919 году собирался на войну за счастье германского пролетариата большевистский эмиссар «Томас» (он же Я.С. Рейх): «Инструкции Ленина были кратки: «Возьмите побольше денег, присылайте отчеты и, если можно, газеты, а вообще делайте, что покажет обстановка».

Затем ленинский банкир Яков Ганецкий (Фюрстенберг) «выдал 1 миллион рублей в валюте — немецкой и шведской и повел меня в кладовую секретной партийной кассы… Повсюду лежали золото и драгоценности: драгоценные камни, вынутые из оправы, лежали кучками на полках, кто-то явно пытался сортировать, и бросил. Ганецкий обвел фонарем вокруг и, улыбаясь, говорит «выбирайте!»… Наложил полный чемодан камнями, — золото не брал: громоздко. Никакой расписки на камни у меня не спрашивали, — на валюту, конечно, расписку я выдал» (Впрочем, и выдаваемую под расписки валюту «товарищ Томас» воровал миллионами).

Ныне, вместо того, чтобы заниматься подрывной деятельностью, вести массы за собой, глаголом жечь сердца людей, свергать угнетателей, рушить троны, экспроприировать чужую собственность, не думая о хлебе насущном, когорте романтиков революции предлагалось буднично ходить на службу и отрабатывать жалование. Не удивительно, что возврат к нормальной жизнедеятельности, заботы об интересах одного лишь СССР, когда кругом по-прежнему правят буржуи, представлялся им реакцией, термидором.[3]

Кроме того, «во всякой политической борьбе большого масштаба можно, в конце концов, открыть вопрос о бифштексе. Перспективе «перманентной революции» новая партийная бюрократия противопоставляла перспективу личного благополучия». Так за это же и боролись, за лучшую жизнь! Для этого и брали власть. Революция победила, пришла пора делить материальные блага.

Степень доступа к ним прямо зависела от занимаемой должности, места в партийной иерархии, успешности карьеры. При этом власть на местах от чрезвычайных органов военного времени переходила в руки первых партсекретарей. А их назначением ведал товарищ Сталин. Он стал их вождем, кропотливо, с помощью ближайших сотрудников В.М. Молотова и Л.М. Кагановича, выстраивая свою пирамиду власти, тщательно подбирая и расставляя лично преданных ему людей, не претендующих на политическое лидерство. Функционеров. Номенклатуру. Им, как и основной массе большевиков, было глубоко плевать на угнетенных всех без исключения стран.

Преданных Сталину людей оказалось немало. Троцкий яростно их обличал: «Это была преданность особого рода. Не преданность учеников к учителю, который обогатил их мысли, а преданность людей, которых вождь вывел из ничтожества и которым он помогает обеспечить привилегированное положение».