Читать книгу "Кто и как развалил СССР. Хроника крупнейшей геополитической катастрофы ХХ века - Владимир Исаков"

Ельцин явно наслаждался такими минутами, когда его слово становилось решающим. В такие моменты он даже позволял себе быть великодушным. Вот и сейчас, под обращенными на него взглядами, он начал раздраженно критиковать союзный МИД: люди развратились, оторвались от собственной страны, недаром почти все посольства сделали «под козырек» перед путчистами… Пожурил он посольства и за то, что в своих телеграммах они часто пересказывают вещи, уже опубликованные в печати, поэтому, по его мнению, вполне можно было бы сократить не только дипломатов, но и шифровальщиков. В итоге делался вывод: надо идти на более радикальные решения.

Однако, сказав все это, Ельцин неожиданно закончил «отпущением грехов» МИДу, заявив, что он с уважением относится к дипломатам и считает, что польза от них есть. Главное же, российский президент развеял опасения союзного министра, сказав, что Россия «не рвется» создавать за рубежом свои посольства, потому что «считает деньги». Дипломаты облегченно вздохнули…

Рассуждения Ельцина, как и предыдущие его высказывания о единой армии будущего «общего государства», подтверждают, что всего лишь за месяц до встречи в Беловежской Пуще у него не было отчетливых намерений вести дело к стремительному разрушению союзных структур и отказу от подписания нового Союзного договора. Еще в начале ноября и даже позднее этого срока Ельцин вел себя как человек, следовавший общей стратегии, выработанной после августа совместно с Горбачевым… Что, разумеется, не означало, что такой же позиции придерживалось его окружение…

Заседание Госсовета подошло к завершению. На первый взгляд, оно ознаменовалось для Горбачева рядом серьезных приобретений, за которые, как ему казалось, на этот раз не пришлось платить принципиальными уступками. На заседании была достигнута договоренность о том, что вскоре члены Госсовета соберутся вновь для постатейного обсуждения проекта Союзного договора…

Ново-Огарево, 14 ноября 1991 года

В этот день состоялось очередное заседание Госсовета СССР. На этот раз оно началось едва ли не со скандала. Приехавший последним Ельцин хмуро вошел в комнату на первом этаже, где Горбачев собрал уже прибывших участников. Сам его вид не предвещал ничего хорошего.

Ельцин был взбешен поступившей к нему информацией о том, что Горбачев на пресс-конференции по поводу выхода своей книги якобы «проходился» по адресу российского руководства в связи с событиями в Чечено-Ингушетии.

– Раз вы критикуете Россию, – бросил он Горбачеву, – мы будем отвечать. Выходит, кончились наши новые отношения, которые продолжались всего три месяца после августа.

Горбачев опешил. Положение осложнялось тем, что отвечать Ельцину приходилось в присутствии собравшихся других республиканских лидеров. Те, почувствовав неуместность своего присутствия при «семейной сцене», один за другим выбрались из комнаты.

Горбачев постарался успокоить российского президента, сказал, что не имел в виду осложнять его жизнь. Больше того, он ведь постарался выразить поддержку его позиции в пользу сохранения целостности России и обещал в подтверждение своих слов показать стенограмму пресс-конференции. Ельцин, несмотря на примирительный тон президента, еще некоторое время не мог остыть. Ворчал по поводу «горбачевского» телевидения, которое-де постоянно повторяет его критические высказывания в адрес российского руководства, негодовал из-за того, что россиян дискриминируют в вопросах распределения дачных поселков и домов отдыха. Однако «пар был выпущен», и можно было открывать заседание.

Едва начавшись, дискуссия по тексту будущего Союзного договора забуксовала, уткнувшись в определение характера будущего государственного образования. Горбачев ратовал за «союзное государство», с новым центром, которому будут решением членов Союза отведены соответствующие полномочия.

Ельцин при поддержке Шушкевича неожиданно для остальных участников заседания, считавших, что они обсуждают первоначально согласованный текст, выступил против единого государства. В ответ на недоумение Горбачева он сослался на то, что в своих поправках указал на несогласие с единой для всего Союза конституцией.

Горбачев предложил сосредоточиться на этом главном пункте:

– Надо определить, что, собственно, мы будем создавать. Да, после августа договорились отказаться от федерации, но не ради того, чтобы вместо этого соорудить нечто бесформенное, аморфное.

Его активно поддержал Назарбаев:

– Надо подтвердить, что у тех, кто здесь сегодня собрался (за столом рядом с президентом съежившегося, как шагреневая кожа, Союза сидели представители семи республик), по крайней мере, есть намерение и воля образовать политический союз, с единой армией, территорией, границами. Если мы не сделаем этого, за нас это сделают другие, те, кто придет после или вместо нас. Давайте же хоть раз будем крепки не задним умом.

Противники Союза завели речь о конфедерации. В качестве примеров называлась и Швейцария, и Канада. Горбачев усиливал отпор:

– Если откажемся от единого государства, то получим нечто неопределенное, никого ни к чему не обязывающее, но и не особенно нужное. Даже международное сообщество предпочитает иметь дело с Союзом как с ответственным государством, хотя бы из-за ядерного оружия.

Он попробовал еще раз вернуть на стол сам термин «Союз», доказывая, что это наиболее приемлемая формула, ибо позволяет интегрировать все виды связей – федеративных, конфедеративных, даже ассоциативных. Закончил он решительно:

– В конце концов, определяйтесь сами. Я убежден, что нам необходимо сохранить союзное государство, иначе погубим дело и в стране, и в мире.

На этот раз Ельцин попробовал смягчить резкость постановки вопроса:

– Насчет того, что так считают за рубежом, вы драматизируете.

Горбачев был непреклонен:

– Если не удержим единое государство, я вам прогнозирую беду. Это главный вопрос.

В спор включился Шушкевич, который сказал, что у конфедерации могут быть единые вооруженные силы. Ельцин добавил к этому транспорт, космос, экологию.

Горбачев не отступал:

– Если не будет эффективных государственных структур, зачем тогда нужны президент и парламент? Если вы так решите, я готов уйти.

Ельцин запротестовал:

– Ну, это эмоции.

– Ничего подобного. Я себя и физически исчерпал. – С этими словами Горбачев совсем непохоже на «исчерпавшего» себя человека резко вскочил из-за стола. Чувствовалось, что он не отступит:

– Я не могу и не стану брать на себя ответственность за аморфное образование. Если президент вам нужен для свадьбы, чтобы об него ноги вытирать, – это не для меня. Стране требуется избранный народом сильный руководитель, способный уравновесить ту новую степень децентрализации, на которую мы сейчас переходим. Уверен, что в народе нас поддержат. Повторяю, у меня нет амбиций претендовать на эту должность.