Читать книгу "Рыцарь, кот и балерина. Приключения эрмитажных котов - Петр Власов"

– Такое чувство, что он хочет нам что-то сообщить. Глупо, да?

Катя собиралась съехидничать в ответ, но тут у нее пискнул телефон – пришла эсэмэска. Едва сестра изучила сообщение, ее лицо посветлело, губы сложились в мягкую, довольную улыбку. – Вот и отлично, – торопливо сказала она, – меня срочно вызывают на работу присмотреть за потопом, а ты можешь остаться здесь и выяснить у кота, что же он имеет тебе сообщить. Только недолго выясняй, хорошо? А то мама будет волноваться. Если что, звони мне на мобильный. Но… Только если что-то действительно очень и очень важное!

Вытаскивая на ходу из сумки пудреницу с зеркальцем, Катя быстро зашагала в сторону Невского. Маша только фыркнула вслед весело пританцовывающим итальянским сапожкам. На работу вызвали, ага! Ну конечно, сестра пошла ни на какую не на работу, а на свидание! Поссорилась накануне, а сейчас вот, видно, ей предложили мир во всем мире… Кот под ногами нетерпеливо мяукнул. Потом, сделав пару прыжков, очутился впереди и деловито засеменил куда-то, время от времени оглядываясь назад и недвусмысленно приглашая идти за собой. Маша, сама толком не понимая, зачем она это делает, решительно одернула свою лисью шубку и быстрыми шагами отправилась следом.

Глава 7

Банковский мостик

Расспросите друзей, часто приезжающих в Питер и любящих этот город так, как мы любим обычно живого человека. Поверьте мне на слово: они обязательно вспомнят Банковский мостик через канал Грибоедова. Именно здесь, особенно после заката солнца, можно кожей почувствовать присутствие чего-то необычного или, если говорить научным языком, «непознанного». Даже самый обычный обыватель, давным-давно забывший о своих детских фантазиях, наверняка ощутит странные порывы в душе при виде охраняющих мост каменных грифонов, мифических полульвов-полуорлов, чьи золотые крылья таинственно поблескивают в полумраке. Кажется, сделаешь еще шаг – и ступишь уже вовсе не на мостовую, а в иное измерение, где время и пространство разворачиваются совсем по другим законам. Грань между двумя мирами почти доступна для осязания, она колышется перед тобой, как рябь на воде, – только протяни руку и вот окажешься в этом чудесном зазеркалье. Но нет – в самый последний момент не хватает чего-то, и наваждение пропадает так же стремительно, как возникло. Вокруг снова лишь черная как деготь зимняя питерская ночь, свет антикварных, еще помнящих Пушкина фонарей, леденящий плеск воды в канале и четыре неподвижных истукана с золотыми крыльями.

Именно туда, к Банковскому мостику вел Машу кот Васька по полутемным, засыпанным снегом переулкам. Совсем похолодало, порывы встречного морозного ветра легко забирались под шерстку и пробирали до костей. Но Васька упрямо семенил и семенил вперед. Как плеткой подгоняли его воспоминания о трехметровой фигуре императора, гигантскими шагами расхаживающей ночью по коридорам Зимнего дворца. Пуще январской стужи боялся он очутиться пред властителем Эрмитажа и услышать от него: «Что же ты подвел меня, Василий Тимурович? Что теперь моему императорскому величеству с тобой сотворить, дабы понял ты, что поручения мои должны быть исполнены в срок и надлежащим образом?». А еще больше боялся бесстрашный кошачий вожак, что Петр не будет ни ругаться, ни грозить, а просто молча посмотрит – и отвернется. Болтают, что взгляд этот – хуже любого проклятья. Не будет потом сглаженному ни удачной охоты, ни любви по весне!

Огромный, раскинувший темные крылья Казанский собор походил в питерских сумерках на мрачное капище кровожадных ацтекских или зулусских богов. Тротуар канала Грибоедова выглядел на редкость пустынно. Ледяной ветер азартно гонял по нему редких прохожих, торопившихся поскорее забежать в кафе или магазин, чтобы хоть ненадолго ускользнуть от этой изматывающей погони. Даже, казалось, серые четырехэтажные дома на канале жались поближе друг к дружке, чтобы немного согреться. Ваське, правда, суровые погодные условия были на руку, то есть на лапу. Значит, на Банковском мостике наверняка не окажется туристов, которые в хорошую погоду валят туда толпами. И правда – черные силуэты грифонов с лампами-шарами на головах охраняли мостик в полном одиночестве. Маша тоже это приметила, и ей вдруг стало не по себе. Зачем кот ведет ее туда? И почему она, словно глупенькая маленькая девочка послушно бежит следом? Нет, пора заканчивать это странное приключение! Сейчас они дойдут до Банковского мостика, а вот дальше она и шагу не сделает… Но кот, будто прочитав эти мысли, дальше и не пошел, а, махнув хвостом, будто показав поворот, свернул на мостик. Маша, с минуту поколебавшись, пошла следом. В конце концов, это не противоречило ее плану. Сейчас они перейдут на другую сторону, и тогда она тут же немедленно вернется. Кот, однако, дойдя до середины, внезапно решительно остановился. Повернул голову и уставился на Машу своими огромными желтыми глазищами.

У Маши отлегло от сердца.

– Ну и что теперь, котяра? – спросила она с улыбкой. – Надеюсь, ты не собираешься на моих глазах топиться в канале Грибоедова из-за несчастной любви? Я в любом случае не позволю это сделать такому симпатичному коту…

Но Ваське было не до шуток и комплиментов. Минута, нужно простоять минуту… Он пытался считать секунды, но все время считал быстрее, чем надо. А затем случилось нечто непредвиденное. Кот заметил с другой стороны Банковского мостика передвигающуюся сложными зигзагами темную фигуру.

«Пьяный, – понял Васька, в расстройстве царапнув когтями деревянный настил моста. – Ну только бы он мимо прошел, только бы не свернул сюда! Пятьдесят два, пятьдесят три… Пятьдесят пять… Нет, пятьдесят три, четыре…»

Но пьяным, как известно, до всего на свете есть дело. А романтические силуэты одинокой девушки в шубке и стоящего рядом кота, прорисованные светом круглых ламп грифонов, могли привлечь внимание и совершенно трезвого человека. Неудивительно, что загулявший гражданин, выписав сложную петлю по тротуару и едва не свалившись в канал, свернул на Банковский мостик. И надо же было этому случиться в тот самый момент, когда истекла оговоренная властелином Эрмитажа минута!

На Машу тем временем нашло странное оцепенение. Даже обжигающий лицо ветер не мог вывести ее из глубокой задумчивости. Она вяло удивлялась собственному ребячеству и неспешно размышляла о тысяче самых разных случайных вещей. О Катином свидании, о портрете девочки в голубом платье и даже о съеденном в буфете Эрмитажа пирожном. Ее ощущения и мысли текли через сознание все медленнее и медленнее, пока в какой-то момент словно не окаменели. Здесь Маше показалось, что она разделилась надвое и тут же оказалась в одной из этих половинок – легкой, почти невесомой, способной выйти за привычные пределы ее тела. Странно, но мир вокруг тоже разительно переменился. Цвета, резкость, угол обзора. Она будто перенеслась в кинотеатр, где показывают панорамный и при том объемный фильм. Облака стремительно, как птицы, летели по небу, причем и само небо расширилось, стало более объемным и выпуклым. Вода в полынье канала словно очистилась, и Маша отчетливо видела даже каких-то ползающих на дне небольших рачков и мелькающих, как маленькие молнии, серебристых рыбок. Потом ее внимание привлекли фигуры грифонов – ей почудилось, что их покрытые золотом крылья слегка подрагивают. «Какая интересная иллюзия, – подумалось Маше. – Это, наверное, от мороза воздух колеблется». Но приглядеться повнимательнее она не успела.