Читать книгу "Эдесское чудо - Юлия Вознесенская"

Но день еще не кончился. От ворот прибежал сторож и сказал хозяйке, что к ней явился стратилат[37]Аддай и просит принять его по срочному делу.

Городом Эдессой помимо царя управлял Совет десяти – ему подчинялись чиновники, а военными делами управлял стратилат; вот он и посетил Софию, чтобы сообщить ей неприятную новость. В связи с тем что стоящий в городе гарнизон пополнился готфами, на многих граждан, доселе по тем или иным причинам освобожденных от воинского постоя (София была освобождена от этой повинности и как вдова, воспитывающая дочь, и как уважаемая служительница церкви), отныне тоже распространяется эта всеобщая повинность, и ей придется принять на постой прибывших на подмогу готфов.

София твердо решила ни за что на эту повинность не соглашаться. Она давно и близко знала стратилата Аддая, всеми в городе уважаемого человека. Она приняла его в атриуме, велела служанкам принести вино и фрукты для гостя, надеясь в беседе склонить его на свою сторону. Гость от вина и фруктов отказался, хотя присесть соизволил.

– Госпожа София! Ты знаешь, какими близкими друзьями мы были с твоим покойным мужем, купцом Фотием, и догадываешься, что я никогда не решился бы потревожить твой дом, если бы не крайняя необходимость. Я и пришел к тебе, госпожа, по поручению Совета, чтобы напомнить о хрисагире[38].

– Господин Аддай, – начала София, – я уже шесть лет как стала диакониссой, за это время я трижды выплатила хрисагир со своего имения и с лавок, оставленных мне мужем. А между тем в законе сказано, что от уплаты хрисагира освобождаются «врачи и всяких наук учителя»: не относятся ли обучающие молодежь Слову Божию диакониссы к учителям?

– Несомненно, относятся, дорогая госпожа София, какая же наука выше богословия и какая школа важнее катехизации? И я обещаю поговорить в Совете о том, чтобы впредь внести твое имя в списки освобожденных от хрисагира граждан Эдессы. Но подати на содержание армии, да еще во время военных действий… Это нечто совсем другое, согласись.

– Я понимаю, враги под стенами города, – сказала София и опустила голову.

– Да, но это только одна из причин, та, что лежит на поверхности. Мы решили, с одобрения Совета десяти, готфскую часть гарнизона разместить прямо в городе, а не за его стенами, как первоначально намеревались, якобы опасаясь столкновений между горожанами и готфами, зная о разнузданном поведении готфов в других городах. Но истинная причина в ином, и я ее от вас не скрою: некоторое время назад готфы одной из частей в Риме взбунтовались, требуя прибавки жалования для солдат и почестей для своих начальников, что вылилось в кровавое побоище между готфскими и ромейскими[39]частями войска. Мы хотели избежать повторения римских событий в Эдессе, а потому лагерь готфов должен был остаться за стенами, но эфталиты подошли слишком близко к Эдессе, и было решено, что все войско должно быть сосредоточено в городе, чтобы ни одна часть его не оказалась отрезанной в случае осады. Потому было найдено мудрое решение: днем держать готфов в казарме и занимать военными учениями, а на ночь распределять по домам самых надежных горожан, причем в каждом доме не более пяти воинов. Госпожа София, поверь, я всеми силами пытался избавить тебя от этакой чести, но единственное, что мне удалось, это добиться, чтобы к вам определили на постой только двух готфов-архонтов. Их имена Аларих и Гайна, оба на вид люди образованные и приличные, оба говорят на греческом и арамейском, но главное их достоинство заключается в том, что они христиане. Надеюсь, ты сумеешь их разместить так, чтобы они и тебе не докучали, но и на условия постоя не жаловались.

– Я слыхала, что по правилам постоя хозяева должны обеспечить воинов кровом, хлебом, топливом и одним матрацем на двоих. Это так?

– Да, именно так. Причем воины не вправе выбирать для себя помещение: это может быть даже конюшня или кладовая.

– Ну зачем же занимать конюшню… А не будет для архонтов обидой, если я размещу их не в доме и не в примыкающих к нему строениях, а в маленьком садовом домике, стоящем на отшибе? Он расположен в той части нашего сада, что отгорожена от главного дома стеной и имеет отдельный выход на улицу, – сказала София. – Домик я распоряжусь благоустроить, и матрац каждый из готфов получит свой, отдельный, причем разложат их не на полу, а на топчанах. И вдобавок я велю, чтобы кроме хлеба по утрам им доставляли еще и горячую пищу – ту, что едят наши слуги, – и свежую воду, а по воскресеньям – кувшин вина. Фрукты же им будет позволено рвать в саду по желанию.

– Я всегда восхищался твоей спокойной мудростью, госпожа София, и тем, как ты управляешь всем домом, – поднимаясь, сказал стратилат. – Постояльцы прибудут завтра вечером после гарнизонной службы и обычных войсковых учений и надеюсь, они не причинят ни тебе, ни домочадцам особых хлопот.

– На все воля Божия, стратилат Аддай, – склонила голову София.

– Да будет так! – сказал, вставая, стратилат. – Еще один вопрос, госпожа София. Не остались ли у тебя походные шатры мужа?

– Шатры? – удивилась София. – Нет, все, с чем Фотий ходил в торговые походы, шатры и лошади, все было продано или роздано мною после его смерти вместе с оставшимися товарами. Разве что несколько старых палаток, которые собирались починить, да так и не собрались, лежат в сарае без употребления. Они тебе могут понадобиться?

– Не мне – беженцам, – коротко ответил стратилат.

– Город ждет еще беженцев?

– Ждать не ждем, но они могут появиться внезапно: далеко не все крестьяне бросили хозяйство и заранее укрылись в городе, вот как раз самые крепкие и зажиточные из них держатся до последнего за свое хозяйство, надеясь, что эфталиты не решатся на осаду. Так я пришлю к тебе завтра кого-нибудь за палатками?

– Присылай.

Стратилат распрощался и ушел. А София отдала распоряжение своей домоправительнице Елене приготовить с утра садовый домик для воинов-постояльцев и, переложив прочие заботы на завтра, помолилась и легла спать со спокойной душой. Она еще не знала, что этим вечером для нее с дочерью надолго прервалась прежняя безмятежная жизнь.

Глава третья

По будням София ходила с утра на службу не в кафедральный собор, но в маленькую церковь на своей же улице, скорее даже не церковь, а часовню над гробницей с мощами святых мучеников Самона, Гурия и Авива, что было не столько удобно для нее, сколько приятно ее душе. Как и все жители Эдессы, она гордилась святыми мучениками, но не только: сама не ведая, по какой причине, она как-то особенно тепло любила их – двух мужественных и верных Христу братьев Самона и Гурия, таких дружных и любящих друг друга, и повторившего их подвиг совсем молодого диакона Авива[40]..