Читать книгу "Как убивали СССР. Кто стал миллиардером. Роковые 90-е, разрушение Советского Союза, рождение олигархии - Андрей Савельев"

Ради «общечеловеческих ценностей» России было предложено в очередной раз «заклать себя на алтаре всечеловеческой демократии» (К. Леонтьев). К этому склоняла ее наша творческая интеллигенция, зараженная мифом о дружественности бескорыстного Запада, который будто бы только и мечтает о соблюдении прав человека во всем мире. Этот миф нанес существенный материальный ущерб подавляющему большинству граждан России. За свою легковерность каждая российская семья поплатилась лишением половины, а то и 2/3 своих доходов.

Либеральная мифология правового государства, главная мысль которой вполне проста и доступна каждому – жить не по произволу, а по закону, – также оказалась совершенно несостоятельной и лживой. На практике эта доступная мысль концентрировалась исключительно в принципе – «разрешено все». Это позволило чиновникам и нуворишам криминально-номенклатурной экономики обогащаться, открыто используя дыры в законодательстве. Именно им позволено было все и все было не запрещено.

В современной России до сих пор найдется немало образованных людей, с придыханием повторяющих заповедь Вольтера: «Я не согласен с вашим мнением, но готов отдать жизнь за ваше право высказывать его». Забывают, правда, что Вольтер прожил до преклонных лет. Да и его последователи никогда не торопились бросаться грудью на амбразуру. И сегодня не торопятся, но фразу Вольтера все равно помнят и чтут. Как и «руссоистскую» концепцию «общественного договора» – хотя неясно, с кем и как общество договаривалось, чтобы порушить основы нашей государственности, провести приватизацию и отъем денежных вкладов населения.

Здоровое русское общество относилось к «вольтерьянцам и руссоистам» не лучше, чем к «якобинцам». Эти определения были почти ругательными. И сегодня в России есть не только последователи Вольтера и Руссо, но и «другие мнения», за которые вольтерьянцы вовсе не собираются сложить свои жизни. Более того, «иным мнениям», оказывается, просто нет места ни на телевидении, ни в радиоэфире, ни в прессе. А если и возникает где-то щель, через которую иное мнение все-таки просачивается, «вольтерьянцы» начинают гневаться, брезгливо поджимать губы и даже выдумывать «русский фашизм», якобы грозящий всему миру только оттого, что где-то высказано «иное мнение», не уложившееся в рамки Декларации прав человека.

Разделение труда и поликультурность современных обществ приводят к необходимости накладывания на них сложной коммуникативной ткани и выделения особого профессионального сословия – журналистов. Вместе с тем, возникает отчуждение коммуникативной системы от общества, подмена коммуникации ее имитацией. Журналисты начинают оттеснять из сферы коммуникации не только ученых, но и политиков, которые вынуждены обращаться к народу только при посредничестве газетчиков и телевизионщиков и только в рамках интересов журналистской корпорации.

Мы, фактически, имеем дело с узким социальным слоем, приватизировавшим СМИ и безраздельно пользующимся правом на свободное изложение своего мнения. На базе подаренной этому слою собственности вместе со всей инфраструктурой, доводящей информацию до граждан, возникло новое сословие, причем со своим пониманием этических норм и своими жизненными интересами.

Свобода слова в рамках этой корпорации понимается только как монополия этой корпорации на СМИ, дающие для представителей этой корпорации практически неограниченные возможности частного обогащения.

В рамках нового сословия выработался и особый язык, почерпнутый в значительной мере из блатной «фени». Язык диктует выбор тем и героев. Пропагандируются блатные «сатирики», блатные эстрадники, герои из «бывших», ведутся съемки из тюрем и изоляторов, демонстрируются подробности зверских убийств и их исполнители, в деталях показываются манипуляции наркоманов со жгутом и шприцем, обсуждаются детали половых извращений…

Где же вся эта «творческая интеллигенция», которой дали, наконец, свободу? Другим не дали, а ей выделили. И что? Где обещанные достижения изящной словесности? Их нет и быть не может, пока выделенная по списку свобода (список – в ельцинской администрации) используется, точно половая тряпка. Поэтому астрономию у нас заменяет астрология, медицину – колдуны-целители, информацию – сенсация (проще говоря – вранье). Репортаж подменяется эпатажем, интервью – словоблудьем двух приятелей, анализ общественных событий – словесными упражнениями невежд…

Вместо действительной свободы мнений безнадзорная печать и эфир заполняются освобожденным от любых барьеров сквернословием, свободой сквернословия. Слово «дерьмо» уже не только исключено из разряда ругательных, но даже из разряда вульгарных. Его можно услышать в эфире даже от бывшего президента СССР, оценившего перед телевизионными камерами в 1998 году «дефолт». Анально-генитальные шуточки и постельные сцены беспрепятственно попадают в общедоступные издания и в прайм-тайм для детей и юношества. Англоязычная брань в эфире даже не считается чем-то зазорным.

Можно возразить, что СМИ у нас таковы, какова публика. Но это полуправда. Публика сегодня не вольна выбирать – она не имеет никаких прав в сравнении с журналистской корпорацией, образованной по заказу враждебной народу власти. Когда выбор был, эта же самая публика выстраивалась в очереди за многотомными собраниями сочинений Карамзина и Соловьева, скупала миллионные тиражи Пушкина и литературных журналов. Теперь ее отгораживают от культурных ценностей баррикады «желтых» изданий и «желтых» передач, которые в культурном отношении меж собой ничем не различаются.

Если либералы не обрушиваются на государство как таковое (подобного рода нигилизм может быть принят обществом только в переломные эпохи, когда народные массы готовы жечь собственный дом и убивать своих близких), то пытаются представить дело так, будто именно русское государство не имеет права на существование, а все безобразия давней и современной истории – чисто русская специфика.

С откровенными мракобесами всегда выгодно бороться, поэтому в политике призрак мракобесия часто используется, чтобы продемонстрировать собственную незаменимость в борьбе с ним и встать в позу защитника чести и достоинства общества. Поэтому либеральными идеологами был воссоздан миф о «русском фашизме», который в 1991 году подавался как ужас «красно-коричневой угрозы».

Либералы от номенклатуры пустили газетную утку об угрозе фашизма со стороны национального движения и немало нажились на разработке этой темы. На угрозу России указывали те, кто сам был источником ее погибели. Дело в том, что утверждение об опасности русского национализма не только для народов России, но и для всего мира, скрывало совершенно другую установку – установку на подавление структур, защищающих национальные интересы России (армии, спецслужб, дипломатии…).

Новое открытие мифа о фашистской опасности в конце 1994 – начале 1995 гг. было связано с чеченской войной, цепью убийств известных журналистов и предпринимателей. Тем не менее, время либералами было упущено. Их сил хватало лишь для того, чтобы поддерживать пропагандистский напор «периода ранней демократии» лишь в течение нескольких дней.

Весной 1995 года патриарх отечественной «демократии» А. Яковлев на съезде РПСД продолжил традицию антифашизма словами: «Открыв шлюзы националистическому фашизму, вожди большевиков пошли на хаотический развал Союза, надеясь тем самым вернуться к тоталитарному режиму через национал-социализм». В данном случае мы видим попытку списать все грехи собственной политики на мифическую угрозу фашизма, попытку подогнать под этот термин всех своих политических оппонентов.