Читать книгу "Радигост и Сварог. Славянские боги - Михаил Серяков"

Там шел сам Козьма-Демьян

На свадьбу Агафоныча.

«Ты, Святой ли ты, Козьма-Демьян,

Да Козьма ли ты Демьянович!

Да ты скуй ли ка нам свадебку».

(Терещенко А. В. Быт русского народа, ч. 2, СПб., 1848, с. 447–448).

Показательно и то, что в данной песне Кузьма-Демьян упоминается с такими ключевыми персонажами христианской религии, как Иисус Христос с двенадцатью апостолами и Богоматерь.

Былина о женитьбе Святогора, записанная на Севере Руси, начинается с того, что этот богатырь никак не может догнать Микулу Селяниновича. Как будто ничем не мотивированное появление в повествовании пахаря-богатыря становится понятным, если мы примем во внимание, что на этого фольклорного персонажа перешли ряд черт Сварога, бывшего не только богом-кузнецом, но и богом-пахарем. По просьбе Святогора Микула Селянинович останавливается, и богатырь задает ему такой вопрос: «Ты ощо скажи, Микулушка, поведай-ка, как мне узнать судьбину Божию?» — «А вот поезжай путем-дорогою прямоезжею до розстани, а от розстани сверни влево и пусти коня во всю прыть лошадиную и подъедешь к Сиверным горам. У тых у гор под великим деревом стоит кузница, и ты спроси у кузнеца про свою судьбину». Поехал Святогор дорогою прямоезжею, от розстани свернул влево, пустил коня во всю прыть лошадиную: стал его добрый конь поскакивать, реки, моря перескакивать, широкие раздолья промеж ног пущать. Ехал Святогор богатырь три дня и доехал до Сиверных гор, до того до дерева великого и до той кузницы: в кузнеце кузнец кует два тонких волоса. Говорит богатырь таковы слова: «А что ты куешь, кузнец?» Отвечает кузнец: «Я кую судьбину, кому на ком жениться» (Песни, собранные П. Н. Рыбниковым, т. 1, СПб., 1909, с. 331–332). Кем на самом деле был этот кующий судьбу безымянный кузнец, становится понятно, если мы сопоставим эту былину с быличкой, сохранившейся в той же самой северорусской традиции. В ней прямо говорится, что свадьбу кует не кто-нибудь, а именно бог: «Господь на наковальне колотит молотком, а иде старец и говорит: «Ну, Бог помоць. Цто ты делаешь молодой человек?» (У него, у Бога, бороды не было.) «А ты не знаешь, цто я делаю, — говорит Господь. — Я двух суженых на наковальне вместе волосами кую». (Двух суженых сковать, дак они хорошо живут)» (Криничная Н. А. Русская народная мифологическая проза. Истоки и полисемантизм образов, т. 1, СПб., 2001, с. 207). Мы видим, что старые черты древнего языческого божества периодически проглядывают не только сквозь образ христианского святого Кузьмы-Демьяна, но и сквозь образ безымянного кузнеца в фольклоре. Можно вспомнить еще и русскую поговорку «Железо уваришь, а злой жены не уговоришь», сохранившую уже на полузабытом уровне, хотя бы в виде контраста, воспоминание о какой-то связи между варкой металла и браком.

Представление о кующем свадьбу боге-кузнеце сохранились не только в устной традиции, но и в ритуале, трансформировавшемся впоследствии в игры молодежи. Так, например, в Тверской области на святки «ковали девок». Суть действа состояла в том, что все ребята и девушки разбивались на пары, а оставшуюся без пары девушку «ковали» (шлепали по пяткам и другим местам), после чего сажали в санки вместе с парнем и возили по деревне. Как отмечают исследователи, вся игра имела отчетливо брачный подтекст. К нему же в конечном итоге восходит и рассмотренный выше ритуал «перековывания» стариков в молодых и возвращения им способности вновь вступать в брак.

Как уже говорилось в предыдущей главе, с культом Сварога было тесно связано изготовление медового напитка для ритуального пира. С течением времени мед вышел из употребления, но в XIX в. смутные воспоминания о связи бога-кузнеца с хмельным напитком остались. Так, в Зарайском районе мать молодого, затирая брагу, говорила при этом: «Господи благослови! Кузьма-Демьян! Скуй нам свадьбу» (Шейн П. В. Великорусс в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т. п., т. 1, М., 1898, с. 555). Смоленская песня указывает на связь этого святого не только со свадьбой, но и с плодородием земных полей, что напоминает нам и о его третьей (после бога-кузнеца и бога — покровителя свадьбы) ипостаси — боге-пахаре:

Ты, святэй, Кузьма-Демьян,

Ты скуй мне свадебку

Радосную, вяселую,

Вяселую хлябородную

У гумни стогами,

А у поли копами,

А у печи пирагами.

(Гиппиус В. Коваль Кузьма-Демьян в фольклоре // Етнографічний вісник, кн. 8, К., 1929, с. 47).

Образ кующего свадьбы Кузьмы-Демьяна был настолько популярен в народе, что этнографы фиксируют его повсеместное распространение по всей восточнославянской территории: «Во многих районах России, Украины и Белоруссии в определенный момент свадебного обряда дружка или крестная мать, а иногда и все собрание заклинали семейное счастье, обращаясь к святым угодникам: «Кузьма-Демьян, скуй нам свадьбу до белой головы, до седой бороды» или «Кузьма-Демьян, приди к нам на помощь! Сыграй нам свадьбу крепкую, нескучную, неразлучную!» (Макашина Т. С. Святые Косма и Дамиан в русском фольклоре // Живая старина, 1994, № 3, с. 20). Стоит отметить, что языческие элементы точно так же сохранились в свадебном обряде, как и в рассмотренных выше любовных заговорах. Н. П. Колпакова, исследовавшая происхождение свадебного обряда Русского Севера, исчезнувшего в 20—30-е гг. XX века, вне связи с культом бога-кузнеца, констатирует: «При этом нельзя не отметить, что до самых последних лет своего существования традиционный свадебный обряд был полон воспоминаниями о своем дохристианском происхождении. (…) Даже такая казалось бы «христианская» деталь, как благословение молодых перед венцом и после него, имела языческие корни, так как рядом с иконой неизменно фигурировали благословение хлебом и солью, горящая свеча, шкура животного и другие отражения дохристианских представлений. Окаменевшее двоеверие дожило до самых последних лет жизни обряда» (Колпакова Н. П. Отражение явлений исторической действительности в свадебном обряде Русского Севера // Славянский фольклор и историческая действительность, М., 1965, с. 282). О том, что до 988 г. в обрядовых свадебных песнях фигурировал именно Сварог и образ кующего свадьбу кузнеца появился задолго до его переименования в Кузьму-Демьяна, свидетельствуют не только общеисторические соображения, но и приведенные в начале этой главы данные языка, прямо указывающие на имя языческого бога-кузнеца.

Благодаря археологическим данным мы можем определить то время, когда у восточных славян должен был быть расцвет представлений о кующем свадьбу боге-кузнеце. Если зарождение этой мифологемы относится к эпохе возникновения этого ремесла, т. е. к медному веку, то максимальное ее развитие должно было произойти в эпоху складывания отдельной семьи, выделившейся из состава рода. Необходимой предпосылкой для этого было развитие сельского хозяйства, обеспечивающее экономическую возможность существования подобной семьи. «Пашенное земледелие, — писал В. И. Довженок еще в 1952 г., — позволяло вести индивидуальное хозяйство, что являлось предпосылкой разложения родопатриархальной семьи, основанной на коллективном хозяйстве. Очевидно, что в первой половине 1 тысячелетия на Поднепровье, Побужье и Поднестровье основной производственной и социальной единицей была индивидуальная семья, входившая в состав сельской территориальной общины.