Читать книгу "Наполеон. Страсти по императору - Андрей Иванов"

Бонапарт вернулся в Каир, посмотрел вблизи и замерил великие пирамиды. Мирная передышка заканчивалась. Генерал уже знал, что вражеская армия медленно движется из Сирии в Египет.

Он решил ее опередить и выступил навстречу врагу. Генерал Дезэ сражался с мамелюками в верховьях Нила.

Наполеон не приобрел союзников в Африке и Азии, но продолжал попытки диалога: он направлял своих уполномоченных и слал письма восточным правителям. Один из эмиссаров поехал в Константинополь. Бонапарт надеялся, что он встретит там Талейрана, и испытывал крайнее нетерпение по поводу миссии французского министра иностранных дел.

С самого начала Египетского похода дисциплина в армии оставляла желать лучшего, и были случаи неповиновения. Жара, глазные болезни, вспышки чумы угнетающе действовали на солдат. Чтобы не вызвать паники, Наполеон и медицинское начальство именовали чуму заразным заболеванием, лихорадкой, сопровождаемой бубонами. В портах Средиземного моря и в Каире работали карантинные станции.

Генералы хандрили и просились в отставку. Бертье получил разрешение покинуть Египет, но в последний момент передумал и остался на посту начальника штаба. Генерал Дюма добился справки о плохом состоянии здоровья, и Бонапарт отпустил его во Францию.

Главнокомандующий сохранял хладнокровие. Он взял в Сирийский поход ученых, инженеров и администраторов, но оставил в Каире свою любовницу. Бонапарт освободился от всего, что могло отвлечь его от великой миссии создания империи на Востоке.

Институт Египта, новое государственное устройство страны — первые шаги по этому пути. Он включил интеллектуалов в состав экспедиции для того, чтобы они помогли ему в деле преобразования Востока. Наполеон верил, что он достигнет своей цели, несмотря на гибель флота и дипломатические неудачи.

Он сравнивал себя с Александром Великим, который усилил свою армию за счет местных народов и племен. Бонапарт рассчитывал на помощь христиан, евреев, друзов, маронитов и других сирийцев; узнав о его успехах, мамелюки и африканцы также должны пополнить ряды Восточной армии.

Наступление французов сдерживалось крепостями с сильными гарнизонами. Бонапарт не любил вести осаду. Его нетерпеливая натура плохо мирилась с необходимостью монотонной и кропотливой работы. Он любил стремительное наступление и сокрушительные удары.

В начале марта 1799 года французы достигли крепости Яффа. Саперы проделали брешь в стене, и Бонапарт предложил осажденным сложить оружие. Ранее этот прием хорошо работал, но гарнизон Яффы повел себя иначе: турки обезглавили парламентеров.

Французы, разгоряченные алкоголем, ринулись на штурм. Они мстили за своих товарищей и резали всех, кто попадался под руку. Мужчины, женщины и дети гибли под штыками. Солдаты продолжали убивать до глубокой ночи, пока их силы не иссякли. Уцелевшие турецкие воины заперлись в цитадели.

Бонапарт направил двух юных адъютантов для переговоров, одним из них был Евгений Богарне. Бей, командовавший турецкими воинами, согласился сдаться при условии, что французы сохранят пленникам жизнь.

Достигнув желаемой договоренности, турки сложили оружие. Увидев их, Наполеон пришел в ярость. Он не знал, что делать с пленными. Любое решение казалось плохим: если их отпустить, они снова пополнят ряды вражеской армии; если их конвоировать, это потребует отвлечения сил; возвращение армии в Египет — крушение грандиозных планов.

Бонапарт созвал совет. После долгих прений генералы согласились, что пленников надо казнить. Никто из них не задал естественного вопроса: зачем вообще вести эту войну?

Пленных египтян оставили в живых и отправили на родину, что было политически важно для Бонапарта. Остальных по его приказу казнили. Среди убиенных были дети, которые не хотели покидать своих отцов.

Убийства людей, которым была обещана жизнь, шокировали французов. Они пали духом, а вспыхнувшая эпидемия чумы вызвала панику.

Бонапарт вполне отдавал себе отчет в том, что он сделал. Главнокомандующий видел, что армия деградирует. Он решился на шаг, которым рассчитывал исправить ситуацию.

Это было его личным испытанием, схождением в ад: Бонапарт пошел в чумной госпиталь, расположенный в армянском монастыре. Он очень внимательно наблюдал за действиями медицинского персонала, прикасался к больным, помог поднять и перенести тело умершего воина. Он пробыл в госпитале примерно полтора часа и говорил со многими солдатами.

Наполеон следовал особым правилам — морали исключительного человека, избранника судьбы. Он считал, что имеет право жертвовать чужими жизнями, поскольку своей не очень дорожит.

В Египте и Сирии он окончательно формируется как личность. Генерал Клебер отметил в своих записях одну из реплик Бонапарта: «Что касается меня, то я играю с историей…»{33}

Играю — значит рискую, в случае необходимости. Играю — значит могу пообещать (например, принять ислам, построить мечеть) и не выполнить. Играю — значит просчитываю возможные варианты действий и выбираю лучший вариант, не считаясь с другими людьми.

Моя игра важнее всего. Это первое правило, которому он будет следовать полтора десятилетия.

Политическая колесница понеслась, давя всех, кто не успел отойти в сторону. В Яффе Бонапарт обещал местным шейхам ударить по врагам, подобно огню с небес. «Вы должны понять, — заявил он, — что все человеческие усилия против меня бесполезны, поскольку все мои предприятия обречены на успех…»{34}

Людская воля на него не действует. Он — самый сильный из людей. Это второе правило.

Не таким он был, когда летел в Италию на крыльях любви. В Каире он убедился в измене Жозефины и пережил крах своей системы человеческих ценностей. После этого он должен был обрести новое мировоззрение, соответствующее его цельной натуре.

Яффа стала Рубиконом. Он избавился от всякой двойственности. Власть — смысл жизни, политика — единственная страсть. Он обретет подлинное могущество, и по этому пути его ведут звезда и всепобеждающий энтузиазм. Там, где другие остановятся и опустят руки, он будет продолжать движение к цели.

Дезэ написал в своей книжке после встречи с Бонапартом в Италии:

«Он гордый, притворный, мстительный и никогда не прощает… Склонен к интриге в крайней степени… Он не верит ни в честность, ни в порядочность; он говорит, что все это глупость; он заявляет, что это бесполезно и такого просто нет в этом мире»{35}.

Клебер дал нелестную оценку Бонапарту, правителю Египта:

«Никогда не имеет четкого плана. Все определяется настроением и порывами. Делает дела, исходя из сиюминутных потребностей. Он заявляет, что верит в судьбу. Неспособен к организации и администрированию чего бы то ни было; но поскольку он хочет делать все, он организует и администрирует. Поэтому везде хаос и потери. Отсюда наша нужда во всем и бедность посреди изобилия. Любим ли он? Как он может существовать? Он не любит никого. Но думает, что может компенсировать это, продвигая по службе и делая подарки»{36}.