Читать книгу "Е-18. Летние каникулы - Кнут Фалдбаккен"

Она взглянула в его лицо и по его смеху поняла, что он смутился, а сама она чувствовала себя все более и более уверенно. Прошла в другой конец комнаты, туда, где находились книжные полки и белого цвета телевизор, а также сервант со стеклянными фигурками. Все вокруг было такое легкое и светлое из стекла и хрома или натурального дерева, прямо как на фотографии в газете или журнале. Ей еще никогда не приходилось бывать в подобной гостиной. И она чувствовала себя здесь прямо как дома!

— Еще хочешь выпить? — спросил он. — Тут есть все, что душе угодно.

Как будто ей это и так не было ясно! Как будто она не догадывалась, что маленький шкафчик, вмонтированный в книжные секции, наверняка ломится от спиртного. Только дорогие сорта. Ведь все это было ей хорошо известно по газетам и журналам. Так должно было быть в той жизни, которой никто из ее близких и друзей не жил, но которую можно легко вообразить, в которую постепенно вживаешься, и она кажется реальней, подлинней, чем настоящая жизнь. Алиса прекрасно знала, что могла бы попросить шерри, сухое мартини, водку с тоником. Она может небрежно развалиться на диване, а он подойдет и поднесет ей бокал. Именно так бывает в той, настоящей жизни…

— Пожалуй, я выпью еще пива, — попросила она.

Он принес ей пива.

Она все никак не могла усидеть на одном месте, а прохаживалась медленно от стены к окну, с наслаждением ощущая гладкие кожаные подошвы новых сапог, которые скользили по огромному, раскинувшемуся по всему полу ковру. Роскошь уже успела стать для нее привычкой! Ведь каждый голливудский фильм, каждый ролик, рекламирующий шампунь, все эти печатающиеся в журнале любовные истории с продолжением, которыми она в течение многих лет насыщалась, подготовили ее к роскошной жизни. Эта жизнь всегда была где-то рядом с ее собственной жизнью, как зеркальное отражение ее собственной жизни, даже когда обыденность была совсем серой. И как только эта отдаленная перспектива грозила исчезнуть из-за одиночества, однообразия, ощущения бесприютности, она шла и покупала себе что-нибудь, шла на какую-нибудь соблазнительную распродажу, и вот снова жизнь, настоящая жизнь в счастье, благополучии и бесконечном комфорте, оказывалась где-то рядом. Она вновь как бы приближалась к ним, красивым и преуспевающим, у которых была насыщенная и вместе с тем спокойная и надежная жизнь, в которой нет огорчений и забот: молодые норвежцы, фотогеничные мужчины и женщины с отливающими солнечным светом волосами, с июньским взглядом и телами, как у настоящих спортсменов. В жизни она их обходила, хотя втайне и жаждала занять у них немного счастья, оказаться рядом с ними в своих мечтах о том самом настоящем подлинном существовании, которое было где-то совсем близко, стоило только протянуть руку.

И вот она, наконец, оказалась в этой реальности.

И сразу же ощутила себя как дома. В комнате, которая, казалось, сошла с картинки в последнем номере «Фемины». С бокалом в руке среди белого безоблачного дня. В обществе молодого человека, у которого темные вьющиеся волосы, приятная улыбка и такой плоский живот, что он мог бы рекламировать джинсы, а ее собственные джинсы так плотно облегали ее, что, казалось, трещали по швам с каждым сделанным ею шагом.

— Послушаем музыку?

Он подошел к проигрывателю высшего класса под пластмассовым куполом.

— Ну и знатная штука!

— Да брось ты это «знатная», «солидная». Из какой ты, собственно говоря, местности?

— Тебе это интересно? А ведь сам-то совсем ничего не рассказываешь о себе, например, почему ты можешь спокойно пользоваться этим домом, хотя говоришь, что он не твой?

Комната наполнилась музыкальным ритмом, доносящимся из скрытых стереоколонок. Ритмы «Битлз» мгновенно пронизывали, захватывали все тело.

— А что, собственно говоря, рассказывать?.. Я как-то связался с одним делом, а Директор взъелся и выставил меня.

— Неужто отец прямо так и выставил тебя?

— Он мне не отец. Он просто муж моей матери. Я ведь тебе уже говорил, она всегда была неравнодушна ко всяким шишкам…

Они стояли в метре друг от друга и покачивались в такт музыке, свет был мягкий и музыка была нежной, лирический репертуар «Битлов». Пока он говорил, ей вдруг показалось, что она уже видела это лицо в газете или журнале, хотя последовавшая ухмылка заставила ее забыть об этом. Но она почувствовала, как в ней поднялась волна нежности.

— У меня есть ключи от дома, и время от времени я появляюсь тут, чтобы поприветствовать мамашу с директором, и дать им понять, что я еще жив, вот так-то…

Постепенно они приблизились друг к другу. Он пересек столп яркого солнечного света, проникавшего в комнату через верхнее окошко, который и разделял их. Она видела перед собой его зубы, завитки вокруг шеи, картинку на майке, его бедра, которые интенсивно двигались в такт музыке так быстро и пружинисто, что расстояние между ними все сокращалось и сокращалось, пока они не стали единой потной ритмичной машиной. Она вспомнила, как крепко обнимали ее эти руки там, в примерочной, ведь это было совсем недавно…

В ней поднялась теплая волна, ей захотелось продолжения, и как можно скорее. Она увидела, что времени уже без двадцати три и самое позднее через полчаса ей нужно ехать обратно в город, чтобы успеть к Анне. Но в самом отдаленном уголке своего сознания она понимала, что никуда не успеет, потому что не собирается уходить отсюда и успевать куда бы то ни было. Ее «занесло», она понимала это и сдалась: настоящая жизнь была только здесь, вместе с этим парнем по имени Томми, вместе с этой музыкой.

— Ну, а где они сейчас?

Он обнимал ее, но не очень крепко, чтобы они могли двигаться в такт музыке. Он умел хорошо танцевать, она поняла это сразу, как только увидела его руку, отстукивающую ритм по рулю в кабине грузовика. Он обнимал ее только слегка, но ведь вскоре его объятия могли стать крепче и потому она поспешила спросить, не придет ли кто-нибудь вдруг, не помешает ли им, не застигнут ли их врасплох. Ах, этот детский страх, что придут родители, который всегда, вечно, сидел в ней.

— Кто они? Ах, они? Да они в Португалии. Надо уметь так, черт возьми, жить, чтобы иметь время и деньги, чтобы проводить лето в Алгаваре, Рождество на Канарских островах, а Пасху — на Мадейре. Тебе не жарко?

Она кивнула. Ее и впрямь прошиб пот, хотя, собственно, здесь было не так уж и жарко. Расстегнула три первые пуговички на блузке. Начала вытаскивать майку из его джинсов.

— А знаешь, что надумали эти старые канальи?

И вот блузка уже совсем расстегнута, его скомканная майка валяется на одеяле. Еще немного — и легче дышать, а потом обнаженные тела и движения. Ему стало жарко. Пот струился по углублению от ямки на шее до пупка. Она покачала головой, давая понять, что она не знает, что такое надумали старые канальи и какое это может иметь отношение к ним.

— Они купили лисий плед!

Она хмыкнула. Лисий плед, вот это да! Судя по его словам, это уж и впрямь — высший класс. Настоящая жизнь.