Читать книгу "Лето пахнет солью - Наталья Евдокимова"

– Как это он смотрел? – спрашиваю я.

– Хорошо смотрел, – говорит дедушка. – Хороший мальчик. И ты ему понравилась.

А я:

– Да ладно!

А дедушка говорит:

– Да честно! Он даже в последний день постригся, и оделся нарядно, и волновался…

Я отвечаю:

– Что-то я не заметила ничего такого! Ты, дедушка, бросай придумывать!

Но дедушка придумывать не бросает, а продолжает:

– А еще там, куда мы ездили, было море.

И я задумалась и говорю:

– Ну да. Вроде там было еще и море…

5–18 июля.
Отдыхающие

Я люблю смотреть со стороны. Это просто. Мысленно отходишь на шаг назад и смотришь на себя и на других, будто не присутствуешь. Если сделать так, то многое меняется. И я тоже меняюсь…

В первый день нашего приезда на море нас обозвали обидным словом «отдыхающие». Это сказал маленький мальчик, живущий в том доме, где мы сняли комнату. Он стоял вдали от нас, подергал маму за рукав и вдруг произнес:

– Мам, мам, смотри – отдыхающие.

Самое обидное, что это правда. И я снова представила нас со стороны. Сколько таких же – похожих и не похожих друг на друга – приезжает, отдыхает и, собрав сумки, разъезжается по своим городам. Слово «отдыхающие» было общим, как будто мы просто люди, одни из миллиардов. И поэтому получается, что нас не существует… Вот мы стоим, и вот нас нет.

Но это не так.

Мы – настоящие, особенные, единственные.

На море мы приехали втроем – я, мама и папа. Если захотите представить меня, то это очень легко. Помните Малыша из книги «Три повести о Малыше и Карлсоне» со шведскими черно-белыми иллюстрациями? Я – тот самый Малыш. Только девчонка, конечно. Мне пятнадцать, так что тот Малыш немного вытянулся и подрос. В таких же шортах и рубашке. Да, я худощавая и… нет, не длинная. Но тянусь вверх, к солнцу – наверное, поэтому у меня светлые волосы, постриженные ежиком. Они жесткие, и получается, что будто лучи.

Конечно, все это говорить – нескромно.

Но если отойти на шаг назад…

Такой дылде, как я, глупо вести себя по-детски. Но я к себе привыкла, а потому мне можно.

– Давай-ка исследуем двор, – сказала я себе и отправилась на разведку.

Я уже давно заметила, что крымские дворы напичканы котятами. Один сидит на заборе, второй трется о твою ногу, третий висит на дереве… Бывает, что котят так много – просто ступить некуда. Это я, конечно, преувеличиваю, но легко представить, как вместо травы и дорожек во дворе пушистый шевелящийся ковер. И все играют, и все хотят есть, и все лезут к тебе на руки… Нет, лучше этого не представлять! Нормальный двор. Нормальные котята. Три штуки. То есть пять. То есть семь… Скорее, скорее дальше!

В первой комнате – той, которая недалеко от ворот, – живут поляки. Я даже почти понимаю, что они говорят. Они сидят за столом, пьют вино и смеются. Теперь я представила себя не в стороне, а, наоборот, вместе с ними. Конечно, вино мне еще нельзя, но если только представить… Вот я сижу за столом, говорю по-польски, пью вино. На стол падает тень от виноградных листьев, я смотрю сквозь них наверх. Где-то поблизости – море. Мне ничего не надо делать, рядом со мной друзья, с которыми мы так давно хотели выбраться на море… Дует ветерок, я выдумываю шутку, сейчас я ее скажу, когда договорит вот этот, слева, как его…

Почему-то мне становится смешно, я смеюсь вслух, и поляки, все как один, поворачиваются ко мне. Я невозмутимо выхожу из-за угла постройки, за которой скрывалась, смотрю на соседей и гордо ухожу. Прямо к лестнице, ведущей на чердак. Чердаки я люблю. Тем более что там, наверху, деревянная дверца с окошком. Если ее открыть, то за ней будет теплый чердак, заполненный пахучей травой. И никак иначе. Надо только заглянуть. Я решилась забраться на лестницу и посмотрела в окошко.

Темно и ничего не видно. Раз так, то разнотравья там может и не быть. Наверняка на чердаке книги. Они сложены друг на друга, целые кварталы и города книг. Поднимаются вверх к окну, и потому внутри так темно…

Я вздохнула, спустилась на несколько ступенек и приоткрыла дверь.

И чуть не свалилась, когда услышала снизу уже знакомый голос:

– Отдыхающая.

Вот, именно тот момент, когда здорово посмотреть на все со стороны. Мальчукового вида дылда лезет на чужой чердак. Внизу мальчик – хоть маленький, но хозяин дома. Он еще не знает, что на его чердаке – кварталы и города книг. Он не знает даже, что на чердаке должны были быть травы, которые пахнут так, что голова кругом.

Я вселяюсь в мальчика, и становится понятно, что он задумался.

И тут он говорит:

– Лезь наверх, а я за тобой.

Приходится возвращаться в себя и переспрашивать:

– Чего?

Мальчик шмыгает и повторяет:

– Ну на чердак, говорю, лезь. Ты непонятливая, что ли, такая? Хотела лезть – так лезь.

Тут я этого маленького мальчика испугалась. И рассердилась – что это он приказывает? Собралась спускаться вниз, но мальчик добавил:

– Там темно, я тебе фонариком посвечу.

Тогда я пожала плечами, открыла дверцу и полезла внутрь. Как говорится, заходи, дорогой Карлсон… Мальчик забрался следом и включил яркий фонарик.

– Смотри, отдыхающая, как у меня тут все устроено, – довольно сказал он, почему-то поглаживая себя по пузу.

Мальчишка стоял в полный рост, а мне приходилось пригибаться – крыша оказалась довольно низкой, да еще и перегороженной всякими досками. Хотя сам чердак был большой, почти бескрайний.

– Мы сейчас второе окно сзади откроем, и будет светло. Тут тень, а с той стороны солнце, – деловито объяснил мальчик.

И правда, солнце тут же ворвалось внутрь чердака и осветило его. Здесь было все – и книги, и травы, и раковины, выложенные на балках… И еще лошади. Игрушечные, деревянные, веревочные. Маленькие лошадки и даже большая лошадь-качалка в углу чердака.

– Коллекционирую лошадей, – сказал мальчик. – Мне их дарят. – И уточнил: – Отдыхающие дарят.

Снова отдыхающие, подумала я. Вот как получается, у людей нет имен. Отдыхают, дарят лошадь, уезжают…

И мальчик продолжил:

– Вот эту деревянную лошадь мне подарил отдыхающий, которого зовут дядь Миша. Он специально на море не пошел, чтобы лошадь выстругать. Целый день делал. Дядь Миша любил спрашивать: «Скучаешь?» – и подмигивать, хотя я и не скучал. Я эту лошадь назвал Скучающей. Еще он у нас забыл шарф.