Читать книгу "Горячее дельце - Марина Серова"

— Боюсь, что ваша шкура при оторванной голове не будет представлять большой ценности. Даже если вы завещали после смерти сделать из нее чучело для личного музея, — мстительно съязвила я, — как искусствоведу, это вам должно быть хорошо известно.

— Ваши шутки, Таня, очень дурного вкуса, — обиделся Троицкий.

— Хорошо, — согласилась я, — шутки в сторону. Так как насчет холста? Можем мы узнать, есть ли что-нибудь под фальшивкой или нет?

— Конечно, можем, — угрюмо подтвердил он, — я сделаю это, как только вернусь домой. Я раньше немного занимался реставрацией, и дома у меня есть все необходимое для расчистки. — Тогда не смею вас задерживать, — я поднялась из кресла, давая понять, что аудиенция закончена.

Неделей раньше

Трое заговорщиков собрались утром в квартире Назаровых.

Благодаров давал последние инструкции и уточнял детали плана обмена поддельной картины на вполне подлинные доллары:

— Итак, Олег подъезжает на своей машине к дамбе на Покровской стороне Волги в десять ноль-ноль. К этому времени я надеваю черную маску и подплываю на лодке к стоящему на якоре катеру, в котором сидят люди Кабана с деньгами, и передаю им картину. Они ее осматривают как могут…

При этих словах Олег слегка хихикнул. Назаров посмотрел на него осуждающе и пригрозил:

— Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Не заставляй меня опять надевать тебе на нос бельевую прищепку.

Олег знаком показал, что больше не будет, и Назаров продолжил:

— Итак, они ее осматривают и, если все пойдет нормально, отдают мне деньги. Тогда, в свою очередь, я их осматриваю, считаю…

— Все будешь пересчитывать? Это же очень долго, — вмешалась Зинаида.

— Нет, — успокоил ее Назаров, — пересчитаю пачки и полистаю некоторые, чтобы не было «кукол». После этого я даю какой-нибудь сигнал, неважно какой, например, машу над головой белой тряпкой, вроде как я даю знать наблюдающим за мной сообщникам, что все в порядке. Потом я пересекаю Волгу, высаживаюсь на покровском пляже, бросаю лодку и перебегаю через дамбу, там как раз есть лестница. Как только я пересеку дамбу, с акватории Волги меня не будет видно. Там я прыгаю в машину — и газу до отказу. Проезжая по мосту, мы сможем наблюдать, как кабановская морская пехота рассекает на катерах речную гладь в поисках неизвестно кого и чего. Я думаю, в панику они особо не ударятся; денег, конечно, Кабану будет жалко, но картина-то останется при нем. Вот когда они допрут, что картина липовая, вот тогда начнется. Но мы уже будем далеко. — А куда мы поедем? — спросил Олег.

— Поедем деньги прятать. Сразу предупреждаю, что минимум на год вы о них забудете. Будем жить как жили. Имейте в виду, Кабан все перевернет в поисках денег. Может быть, даже наймет какого-нибудь спеца. Возможно, они номера купюр перепишут. Так что год — это минимум.

— Зато уж пото-ом… — мечтательно протянул Олег.

— Потом — суп с котом, — прервала мужа Зинаида, взглянув на часы, — давай, Леша, иди звони Кабану, время подходит.

Вчера Алексей позвонил Троицкому и предупредил, что завтра в девять утра сообщит ему условия продажи.

Глава 6

Проснулась я от телефонного звонка. Поднимая трубку, я успела взглянуть на часы. Было восемь утра. Звонил Троицкий.

— Алло, Таня, доброе утро.

— Здравствуйте, Лев Владимирович, что еще стряслось?

— Я не знаю, как это расценивать, стряслось или нет, но под фальшивкой действительно обнаружилась старая картина.

— Интересно, и что же там изображено?

— Пуговицы, — лаконично ответил Троицкий.

Я потрясла головой, отгоняя остатки сна, и переспросила:

— Простите, Лев Владимирович, вы меня разбудили своим звонком, и, видимо, я еще не вполне проснулась. Повторите, пожалуйста, еще раз, что там изображено?

— Это вы меня простите за столь ранний звонок. А на картине изображены пуговицы.

— Это что, какой-нибудь ваш специфический термин? Вроде крокилюров?

— Да нет, — начал раздражаться моей непонятливостью Троицкий, — обычные пуговицы.

— Натюрморт из пуговиц? — попыталась уточнить я.

— Почему натюрморт? Просто пуговицы, пришитые куда надо, — окончательно разозлился Троицкий, — приезжайте и посмотрите. Я бы и сам приехал, но картина еще сырая, ее нельзя трогать. Да и кто у нас сыщик, в конце концов? Я или вы?

* * *

К дому Троицкого я подъехала на своей машине.

Открыв дверь, он проводил меня в одну из трех комнат, в которой было оборудовано нечто вроде реставрационной мастерской.

Троицкий, насколько мне стало известно, был вдовцом. Его взрослые дети давно разъехались, и он жил одиноко в своей большой захламленной квартире сталинской постройки.

На стенах висели различные картины и иконы.

Посреди комнаты стоял большой, заляпанный красками стол, на котором, прижатая по краям грузом, лежала интересующая нас картина.

Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что имел в виду хозяин квартиры. Холст представлял собой фрагмент большой картины, видимо портрета, который включал в себя часть военного мундира с двумя пуговицами. Мундир — советский, поскольку на пуговицах был довольно отчетливо прорисован герб Союза.

— Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Теперь все понятно, — подвела я итоги своих наблюдений.

— Чашечку кофе? — любезно предложил хозяин.

— Нет, спасибо, некогда. Можно мне забрать картину?

— Да, она уже высохла.

— Тогда я побежала, у меня масса дел. Вам я советую надолго из дома не отлучаться, вы мне можете понадобиться.

— Хорошо, я буду сидеть у телефона.

Неделей раньше

К девяти часам в кабинете Кабана, кроме хозяина, собрались Савелий, назначенный ответственным за операцию, и Троицкий — научный эксперт.

Телефонный аппарат с определителем номера, по которому должен был позвонить владелец картины, был включен на громкоговорящую связь и подключен к магнитофону.

Томительная тишина, установившаяся в комнате, ровно в девять часов была прервана звонком. Разговаривать было поручено Савелию. Он и взял трубку:

— Алло.

— С вами говорит Петр Петрович, — раздался громкий гнусавый голос, — слушайте меня внимательно, а лучше запишите на магнитофон, чтобы ничего не перепутать. Дело обставим так: завтра к десяти часам утра лодка, в которой должны сидеть ваши люди, числом не более двух, с деньгами, конечно, становится на якорь напротив покровского пляжа. Они должны держать весло вертикально; там обычно рыбаки стоят на леща, так это, чтоб не обознаться. Мой человек подплывет с картиной и отдаст ее им. Они ее осмотрят, а когда решат, что все в порядке, отдадут ему деньги, и дело с концом. Но предупреждаю, я приму меры, какие — не скажу. Если что будет нечисто, картины вам не видать, как своих ушей. Сам лишусь, но и вам не достанется. Я буду наблюдать за всем в бинокль из укромного места. Человек с картиной меня не знает, я его здесь нанял за деньги. От него ничего не зависит, и на меня вы через него не выйдете. Понятно?