Читать книгу "Человек и история. Книга первая. Послевоенное детство на Смоленщине - Владимир Фомичев"

Бог свидетель: я всегда старался оправдать их напутствие.

На следующем уроке, я быстро и очень аккуратно начертал полагающие палочки, крючки и кружки. Со своими бывшими спутницами, я больше не общался и стал дожидаться, когда закончатся уроки у сестры, чтобы идти домой вместе. Я сел на свободное место в их классе и стал, не без любопытства, наблюдать за учебным процессом у старшеклассников. У них шёл урок «Родной речи» и у доски переросток мучительно пытался прочесть заданное стихотворение. Класс ему явно сочувствовал, понимая, что подобная участь может постигнуть каждого из них. Вдруг, чтец сотворил такую «отсебятину», что я легкомысленно и громко рассмеялся. Класс моей весёлости, конечно, не поддержал, а учительница, строгим голосом, пригласила к доске. Учительница, солидарная с классом, предвкушала моё посрамление. Стихотворение было о ниве, зрелые колосья которой, своей тяжестью склонили стебли к дороге. Я бегал по такой дороге, возле такой же нивы и даже, на бегу, вытянутой рукой, касался этих налитых колосьев. Когда я, стоя у доски, восторженно, видя перед собой эту картину, читал стихотворение, то я даже провёл рукой, как бы касаясь колосьев. В классе стояла такая тишина, как говорят: муха пролетит – слышно.

– Ставлю «пять», – разволновалась Зоя Александровна, глядя в журнал, – как фамилия?

Я назвал.

– Что-то я не нахожу твоей фамилии…

– Так он же не из нашего класса! – раздались голоса, – он же «первачок», пишет палочки, крючок!

Немного позже, я понял, что в «начальной школе» – мне было делать нечего, как минимум.

Проходил я в первый класс в том году только до холодов. В декабре ударили очень сильные морозы, да ещё с северо-восточным ветром. Большая часть дороги в школу и обратно, шла по лесу, где ветра не было, а вот, когда выходили на поле, то километр пути до деревни, превращался в тяжёлое испытание для детского тельца, плохо защищённого лёгкой одеждой, от лютого мороза да ещё с сильным ветром. По моим щекам текли слёзы от холода и боли, а мокрые щёки страдали ещё сильнее. Сестра приплясывала передо мною, стараясь хоть как-нибудь укрыть от ветра. Дома мать решительно сказала: в школу ты в этом году больше не пойдёшь! Я и сам уже немного разочаровался в «такой» школе.

Ко мне подходили ученики третьих, а то и четвёртых классов, протягивали какой-нибудь учебник: Говорят, что ты умеешь читать – вот, читай!

Я принимался читать, но меня тут же обрывали: Да кто так читает? Нужно читать вот так… – и показывали, как надо, по их мнению, читать, то есть «по складам».

Поэтому, когда мать меня не пустила в школу, я сильно расстраиваться не стал. Тем более что я узнал о существовании не только учебников, но и книг. Для меня это было счастливым открытием. Вот как это случилось. Через дом от нас жил комсорг Вася. Он был небольшого роста, худенький и больше походил на подростка, чем на парня. Может поэтому, он был доступен в обращении с ребятами моего возраста. Зная, что я умею читать, он предложил мне брать книги в его комсомольской библиотеке, которая состояла из нескольких потрепанных книг. Для меня же, увидеть столько «не учебников», которые можно читать, было огромной роскошью. Вася дал мне, на первый случай, тоненькую книжку и я, получив её утром, вернул прочитанную уже вечером. Вася очень удивился такому быстрому прочтению и выдал другую книгу, но уже значительно толще.

Глава одиннадцатая. Снова школа

К следующему учебному году, я был готов уже значительно лучше. Я подрос, окреп, да и мать приготовила одежду, сообразуясь с сезоном.

К тому же, пошли в первый класс и мои сверстники. Кроме одногодков, были ребята постарше и «второгодники», так что получилась довольно большая компания: шумная, резвая, не до конца понимающая своей цели и назначения. Старшие классы, где была моя сестра, учились во вторую смену. Мне же, по правде сказать, перспектива снова писать в «косую линейку» палочки, крючки и кружочки, вовсе не улыбалась. К тому времени, я был уже достаточно «развращён» чтением взрослых книг, которыми меня подпитывал Вася-комсорг, а впоследствии и моя вторая старшая сестра, которая работала почтальоном. Она получала почту в почтовом отделении на станции Гусино и разносила её по ближайшим деревням, заканчивая своей деревней. Дело случая, но она как-то зашла в сельскую библиотеку. Старенькая, худенькая, маленькая библиотекарша уговорила её взять книгу. У сестры не нашлось веских аргументов для отказа и я, таким образом, стал косвенным абонентом Гусинской сельской библиотеки. Конечно, сестре эта «благотворительность» была совсем ни к чему, но и отвязаться от моей настырности у неё не было ни какой возможности. Книги, которые давала библиотекарша, были довольно толстые, а в «походе и иголка тяжела», так что я иногда помогал разносить газеты в своей деревне и вообще, старался оказывать сестре посильные услуги. Из-за моего уважительного поведения, сестра даже выписала мне газету «Пионерская правда». Быстро расправившись с примитивным «домашним заданием», я находил укромное место, где бы меня никто не беспокоил и уходил в мир образов, навеянных книгой. Окружающее переставало существовать для меня. Эта идиллия продолжалась до первых летних каникул, а потом, как это часто бывает, произошло непредвиденное.

Когда сестра принесла сдавать очередную прочитанную книгу, а это оказался «Овод», старушка устроила ей небольшой экзамен о впечатлении от прочитанной книги. После этой пытки, сестра созналась, что она книги сама не читает, а берёт их только для брата. Библиотекарша тут же поинтересовалась: насколько брат старше её? Наверно, никогда старушке не было так страшно, как в тот момент, когда она узнала правду…

Я был поражён, несказанно удивлён, когда смущённая сестра подала мне в тот день три книги и что это были за книги! А ничего особенного: просто это были настоящие детские книжки большого формата, написанные крупным шрифтом, с цветными картинками и совершенно новые. Ещё сестра добавила, что Анна Павловна, так, кажется, звали эту добрую старушку, просила простить её и приглашала меня самого посетить библиотеку, чем я впоследствии воспользовался неоднократно, а побывать в окружении стольких книг – это был для меня большой праздник! Хозяйка библиотеки, а посетителей у неё бывало не так много, подолгу беседовала со мной о прочитанных книгах, удивляла её не только моя память, но и самостоятельные суждения.

Глава двенадцатая. Мал да удал

Я никогда не был ребячлив, не прыгал, не визжал от восторга, вёл себя солидно, не по-детски серьёзно. Мамаши советовали своим чадам дружить со мной. Мне же не нравилась непоседливость моих сверстников, и я предпочитал общество старших ребят, а учитывая мою «начитанность», и они не гнушались моего общества.

Как уже говорилось, во время войны здесь было не до школьной учёбы, тут «дай Бог ноги», чтобы во время укрыться в лесу, в землянке, а то и в погребе, овраге от свирепствовавшей войны с её минами, снарядами и бомбами, обильно сыпавшимися сверху. Так что, наравне с малышами, заставили учиться и переростков, почти мужиков. Пресловутая «дедовщина» терзает армию, но ведь она была всегда в бурсах, школах и везде, где сталкивались разновозрастные интересы. Конечно, не все и не всегда пользуются своим физическим превосходством, даже опекают младших, но есть нехорошие исключения.