Читать книгу "Звездный десант - Роберт Хайнлайн"

Карл сказал:

— Доброе утро. Я решил поступить на службу.

— Я тоже, — кивнул я.

Но сержант не обратил на нас никакого внимания. Он поклонился, не вставая, и произнёс:

— Доброе утро, юная леди. Что я могу для вас сделать?

— Я тоже решила поступить.

Он улыбнулся ещё шире:

— Чудная девушка! Если вас не затруднит, поднимитесь в комнату 204 и спросите майора Роджэс, она вами займётся.

Он кинул на неё ещё один быстрый оценивающий взгляд.

— В пилоты?

— Если это возможно.

— Сдаётся, у вас всё для этого есть. Найдите мисс Роджэс.

Кармен ушла, поблагодарив его и ободряюще махнув нам на прощание.

Сержант наконец обратил внимание на нас, разглядывая меня и Карла, но даже без намёка на то дружелюбие, с каким встретил Кармен.

— Итак? — буркнул он. — В чём дело? Стройбат?

— О нет, сэр, — сказал я. — Я бы хотел стать пилотом.

Он даже не счёл нужным задержать на мне взгляд и со скучающим видом повернулся к Карлу.

— Вы?

— Я хотел бы попасть в Корпорацию исследований и развития, — сдержанно сказал тот. — Лучше всего что-нибудь связанное с электроникой. Думаю, я бы там справился.

— Возможно, если сумеете себя показать, — буркнул сержант. — Но ничего не получится, если вы пришли с плохой подготовкой и пустой головой. А ну-ка парни, как вы думаете: почему меня держат здесь, у двери?

Я не понял его. Карл спросил:

— Почему?

— Да потому что у правительства одна миска помоев для всех — неважно, сколько и как ты служил, да и служил ли вообще! Потому что у некоторых сейчас — и таких всё больше — считается хорошим тоном отслужить один срок, получить привилегии и носить знак, который всякому будет говорить, что он ветеран. А он при этом, может, и пороха-то по-настоящему не нюхал… Но если вы действительно хотите поступить и я не смогу вас от этого отговорить, то нам придётся вас принять, потому что это ваше право, закреплённое не где-нибудь, а в Конституции. Читали? Каждый, неважно, мужчина он или женщина, имеет от рождения право принять участие в Федеральной Службе и обрести полные права гражданства. И на деле получается, что мы вынуждены пристраивать и находить дело для каждого, хотя подавляющее большинство просто не в силах сделать что-то полезное для службы, я уж не говорю — прославить её. Знаете, что требуется тому, кто хочет стать настоящим солдатом?

— Нет, — признался я.

— Каждый считает, что достаточно иметь две руки, две ноги и тупую башку — и готово, он солдат. Что ж, на пушечное мясо сгодится. Может быть, этого хватило бы даже какому-нибудь Юлию Цезарю. Но сегодня настоящий солдат — специалист высочайшей подготовки, которого в любой другой отрасли называли бы не иначе как «мастер». Мы не имеем права допускать к нашему ремеслу тупиц. Поэтому для тех, кто настаивает на своём праве отслужить один срок и кто явно не годится для нас по разным параметрам, мы выдумали целый список грязных, безобразных, опасных работ, так что почти все они убираются домой, поджав хвост, ещё до окончания этого несчастного срока… по крайней мере, мы заставляем их помнить до конца жизни, что их гражданство не пустое слово, что оно дорого стоит — ведь им приходится за него дорого платить. Возьмём, к примеру, эту юную леди, которая только что была тут. Она хочет быть пилотом. Надеюсь, она добьётся своего. Но если у неё ничего не получится, то окажется она в лучшем случае где-нибудь в Антарктиде, её красивые глазки покраснеют при искусственном свете, а ручки станут уродливыми от работы и грязи.

Я хотел было сказать ему, что самое худшее, на что может надеяться Карменсита, — место программиста на станции космического слежения. Ведь она по-настоящему талантливый математик. Но он продолжал бубнить своё.

— И вот они посадили меня здесь как пугало для таких, как вы.

Посмотрите-ка вот сюда, — он повернул свой стул, и мы увидели, что у него нет ног. — Предположим, вас не зашвырнут копать туннели на Луне и не заставят быть подопытной свиньёй для изучения неизвестных болезней на новых планетах. Пусть у вас даже обнаружат кой-какие таланты. Допустим даже, что мы сумеем сделать из вас способных к настоящему бою солдат. Так вот, поглядите на меня — вот что вы можете получить в результате всего… если вашим родителям не отобьют телеграмму с «глубокими соболезнованиями».

Он помолчал, потом снова заговорил:

— Так что, ребята? Не вернуться ли вам домой, не пойти учиться в колледж, а потом заняться химией, страхованием или ещё Бог знает чем? Срок службы — это не приключение в детском саду. Это действительно военная служба, грубая и опасная даже в мирное время… Никакого отпуска. Никакой романтики… Так что?

— Я уже решил, — сказал Карл.

— Я тоже.

— А вы понимаете, что не вам в конечном счёте определять сферу вашей службы?

— Думаю, — сказал Карл, — мы сможем настаивать на своих интересах.

— Конечно, конечно. Это первое и последнее, о чём вы можете просить до конца срока. Офицер-распределитель обратит внимание на вашу просьбу. Но первое, что он сделает, — проверит, не требовались ли на этой неделе, например, стеклодувы для примитивной работы. И будет уверять при этом, что именно тут ваша судьба и ваше счастье.

— Я могу заниматься электроникой, — сказал твёрдо Карл. — Если для этого есть хоть какая-нибудь возможность.

— Да? А ты что скажешь, приятель?

Я колебался. И вдруг очень отчётливо понял: если я сейчас ни на что не решусь, то всю жизнь потом буду гадать и мучиться — стою ли я чего-нибудь на этом свете или я просто обычный «сынок босса»?

— Я собираюсь попробовать.

— Понятно. Давайте ваши свидетельства о рождении и школьные дипломы.

Через десять минут мы были уже на верхнем этаже, где нас прощупывали, простукивали и просвечивали. Мне почему-то пришло в голову, что главная цель всех этих проверок не в том, чтобы узнать, здоров я или нет, а в том, чтобы найти болезнь, даже если её нет. Это была, на мой взгляд, попытка легко и просто избавиться от нас ещё до того, как мы попадём на службу.

Я решил спросить одного из докторов, какой процент поступающих отсеивают по причине физических недостатков. Он искренне удивился:

— Как это? Мы никого не отсеиваем. Закон не позволяет нам этого.

— Хм. Но прошу меня извинить, доктор, зачем тогда весь этот парад?

— Определённая цель есть, — ответил он, слегка отодвинувшись и ударив меня по колену молоточком, — хотя бы для того, чтобы определить, какие обязанности вы сможете выполнять по своим физическим данным. Хотя, если вы даже прикатите сюда на инвалидной коляске, будете слепым на оба глаза и достаточно тупым, чтобы настаивать на поступлении, — и тогда вам найдут что-нибудь подходящее. Пересчитывать что-нибудь на ощупь, например.