Читать книгу "Бронзовая птица - Анатолий Рыбаков"

– Я директор московского детского дома номер сто шестнадцать. Разрешите узнать, кто вы.

– Я хранительница усадьбы, – объявила старуха.

– Прекрасно, – сказал Борис Сергеевич. – Есть предположение организовать здесь детскую трудовую коммуну. Я бы хотел осмотреть дом.

Старуха вдруг закрыла глаза. Миша испугался. Ему показалось, что она сейчас умрет. Но ничего со старухой не случилось. Она постояла с закрытыми глазами, потом открыла их и сказала:

– Этот дом – историческая ценность. Я имею на него охранную грамоту.

– Покажите, – сухо проговорил Борис Сергеевич.

Старуха вытащила из-под платка бумагу, подержала ее в руках и протянула Борису Сергеевичу.

Тот взял и, по своему обыкновению недовольно морщась, начал читать.

Подавшись вперед и скосив глаза, Миша из-за плеча Бориса Сергеевича тоже заглянул в бумагу.

В левом углу стоял большой расплывшийся штамп, точно наляпанный фиолетовыми чернилами. Текст был напечатан на пишущей машинке. Сверху крупно: «Охранная грамота». Ниже, обыкновенными буквами: «Удостоверяется, что жилой дом в бывшей усадьбе Карагаево, как представляющей историческую ценность, находится под охраной государства. Всем организациям и лицам использовать дом без особого на то разрешения губнаробраза воспрещается. Нарушение охранной грамоты рассматривается как порча ценного государственного имущества и карается по законам Республики. Зам. зав. губернским отделом народного образования Серов». И затем следовала мелкая, но длинная подпись этого самого Серова.

– Все правильно, – сказал Борис Сергеевич, возвращая бумагу, – и все же здесь будет организована коммуна.

– Не извольте мне приказывать, – старуха вскинула голову, – и попрошу больше не беспокоить.

Она повернулась, поднялась по лестнице и скрылась за высокой дубовой дверью.

Борис Сергеевич обошел усадьбу, осмотрел сараи, конюшни, сад, пруд и расстилающиеся за усадьбой поля.

И Коровин тоже долго и внимательно смотрел на поля. Потом Борис Сергеевич сказал:

– Под самой Москвой – и помещики сохранились. На шестом году революции. Удивительно!

Когда они покидали усадьбу, Борис Сергеевич обернулся и снова посмотрел на дом. Остановились и мальчики. В ярких лучах заката бронзовая птица горела, как золотая.

Она смотрела круглыми злыми глазами, словно была готова сорваться и броситься на них.

– Эффектная птица, – заметил Борис Сергеевич.

– Самый обыкновенный орел, – презрительно сказал Миша.

– Да? – ответил Борис Сергеевич, но, как показалось Мише, с некоторым сомнением в голосе.

Глава 12Новые планы

Борис Сергеевич и Коровин уехали в Москву. Через час должны приехать Генка с Бяшкой. Хотя в Мише еще теплилась надежда, что они разыскали беглецов в Москве, он был почти уверен, что именно Игорь и Сева забрали Сенькин плот и поплыли на нем вниз по реке… Но все же вдруг…

Приехали Генка и Бяшка и объявили, что Игоря и Севы в Москве нет.

Генка делал вид, что он очень устал, хотя оба мешка тащил Бяшка; Генка взял один перед самым лагерем, чтобы показать, что и он работал.

В мешках оказалось много хлеба: по четверть и по полбуханки и даже две целые буханки.

– Я старался горбушками собирать, – хвастался Генка. – Если мне давали середину, то я говорил: «Нельзя! Плохая выпечка. Может случиться заворот кишок».

И Генка театрально размахивал руками, показывая, как он все это говорил.

Затем Кит извлек из мешка несколько кульков с крупами, пакет с сухими фруктами для компота и немного муки – вещь очень ценная, потому что из нее можно выпекать оладьи.

– Нам этих круп надолго хватит, – разглагольствовал Генка, – при экономном расходовании – до конца лагеря. Если, конечно, Кит не сожрет всю эту крупу в сыром виде. Вот по линии сахара слабовато. Никто не дал. Зато есть немного конфет.

Эти слипшиеся конфеты Миша распорядился тут же пересчитать и выдавать поштучно: две конфеты в день, к утреннему и вечернему чаю.

Потом Кит вытащил кусок свиного сала, пакет с селедками, топленое масло в вощеной бумаге, десятка два крутых яиц.

В добавление ко всему Генка вручил Мише деньги – тридцать восемь рублей.

– Урожай хороший, – одобрительно заметил Миша. – Видишь, Генка, что значит тебя посылать.

Генка хотел рассказать, кто из родителей что дал, но Миша остановил его:

– У нас все общее, следовательно, кто что дал, не имеет никакого значения. Как только продукты очутились в мешке, они принадлежат всему отряду. И незачем об этом говорить. Лучше расскажи, что ты узнал дома у Игоря и Севы.

– Пришли мы к Севиной маме, – начал рассказывать Генка, – я ей вежливо говорю: «Здрасте!» Она мне тоже отвечает: «Здрасте!» Потом я говорю: «Вот приехали за продуктами». А она спрашивает: «Как там мой Сева?» Я отвечаю: «Здоров, купается». – «А когда он вернется?» – это она спрашивает. «В самые ближайшие дни», – отвечаю я. «Зачем?» – «За книгами». – «Очень хорошо. Передайте ему привет». Мы попрощались и ушли. Так же приблизительно было и у Игоря.

– Приблизительно, да не так, – вставил борец за справедливость Бяшка.

– Начинается! – пробормотал Генка.

– А как было у Игоря? – спросил Миша, предчувствуя, что Генка что-то натворил.

– Мы как вышли от Севиной мамы, – начал Бяшка, – так Генка говорит: «Что-то очень подозрительно Севина мама с нами разговаривала. Может быть, Сева уже приехал, прячется от нас, а мамаше своей велел ничего нам не говорить. Нет, у Игоря мы будем умнее, они нас не проведут». Я его еще предупредил: «Не выдумывай, Генка, а то напортишь». Ведь предупреждал тебя, предупреждал?

– Рассказывай, рассказывай, – мрачно произнес Генка, – я потом отвечу.

– Ну вот, – продолжал Бяшка, – приходим мы к Игорю, а там бабушка – мама дежурит на работе. «Ну, – шепчет мне Генка, – эту старушенцию мы вокруг пальца обведем». Я попытался его удержать, но Генка меня не слушает и говорит: «Здрасте, мы к Игорю». А бабушка отвечает: «Игоря нет, он в лагере». Тогда Генка подмигивает ей и говорит: «Вы нас не бойтесь. Мы тоже из лагеря сбежали. А теперь нам надо посоветоваться с Игорем, как действовать дальше». Бабушка хлопает на нас глазами, видно, что ничего не понимает, а Генка все свое: «Давайте, говорит, побыстрее своего Игоря, нам тоже некогда». Старушка сначала онемела, глотает воздух, потом как завопит: «Батюшки! Значит, наш Игорек сбежал из лагеря! Куда же это он? Да где же это он? Что теперь делать? Надо поскорее матери сообщить! Надо сейчас же в милицию бежать!..» Верно, Генка, так ведь было?

– Ладно, ладно, рассказывай.