Читать книгу "Странные женщины - Елена Белкина"

Я Лизе говорю: пошли в комнату, мы тут пропахнем насквозь дымом.

Она сама не курит, я ее за это очень уважаю.

Она говорит: в самом деле.

Пошли в комнату, а Бубен мне орет: я следующий!

Сели в комнате, я ей говорю: ты ведь умная, в принципе, какого черта ты пускаешь всяких придурков к себе?

Она говорит: мне одной скучно. А им, говорит, деваться некуда.

Я говорю: найдут! Надо же уважать себя, ты что, не видишь, они не к тебе даже приходит, а просто так.

Она говорит: приходят ко мне, ты не прав. Не читай, говорит, мне мораль, лучше давай целоваться, ты, оказывается, здорово целуешься, я, говорит, давно поняла, что ты в школе не такой, как на самом деле. Я в этом разбираюсь.

Ну, само собой, я загордился. Я целую ее, а потом раз — и на руки поднял. И в ее комнатку понес. Уложил на постель, целую опять. И тут я понял, какая она безудержная. Когда под кофточку ее залез и до груди рукой добрался, она вдруг задрожала вся. Даже затряслась. Ничего себе, думаю, бывает же. Я сам задрожал. Начал с себя свитер стаскивать, а она помогает. Думаю, все. Сейчас все случится.

А комнатка, между прочим, без двери, только занавески. Старые какие-то, не в смысле, что грязные или рваные, просто им много лет, таких не делают сейчас. Но бабка с ними расстаться не хочет. Чувствую, по спине воздух какой-то проходит. Обернулся: стоит пьяный в дым студент, цепляется за эту штору, мотыляется, ну, от шторы и идет сквознячок, как опахалом нас обмахивает.

Потом сел в ногах у нас и говорит: сволочь ты, Лизка. Я тебя люблю, а ты мне изменяешь.

А она говорит: иди к черту, я тебя разлюбила давно.

Он говорит: ладно. Вы не стесняйтесь, продолжайте, я за вас порадуюсь.

Но настроение пропало, мы встали, ушли. А студент тут же повалился на постель и заснул. На кухне Дэн тоже спит, Бубен пьяный, а Жан еще держится. Я опять Лизу в комнату вывел и говорю: скажи им, что родители придут.

Она им говорит: родители придут.

Бубен хоть пьяный, а сообразил, взял Дэна под мышку, и они уползли.

А Жан говорит: пусть приходят, я в норме. И даже, сволочь, убираться начал, бутылки все в форточку выкинул, стол тряпочкой вытер, все чашки перемыл. И сидит паинькой. Опять какую-то чушь начал говорить. А время, между прочим, второй уже час. И я четко понимаю, что мы с Жаном просто друг друга пересиживаем. Кто кого. Ну, думаю, шиш тебе, меня ты не пересидишь! Тут Лиза вышла, а Жан быстренько вытаскивает спички, одну обламывает, зажимает две и сует мне.

Быстро тяни, говорит, кто длинную вытянет, тот уходит.

Я вытягиваю: длинная. Он вторую кидает в угол, я ее тут же подбираю: тоже длинная. И такое зло меня взяло.

Ах ты, сволочь!

А он говорит: ладно, пацан, я пошутил.

Я говорю: я тебе не пацан, и я не шучу. И беру нож со стола, делаю бешеные глаза… Нет, я и в самом деле бешеный стал. Ведь почти уже получилось все. Беру нож и шепотом кричу: я тебя порежу! — ну и дальше матом.

Он говорит: псих.

Но испугался.

А я все ближе с ножом, убирайся, говорю, а у самого аж брызги изо рта летят.

Ладно, говорит, еще встретимся. Припадочный.

И ушел.

Лиза ни капли не огорчилась. Спать, говорит, хочу, а этот там разлегся.

Я пошел туда, свалил студента на пол, он только замычал. Я его за ноги и в комнату. Лиза со смеху помирает. Доволок до дивана, потом мы вместе с Лизой его на диван подняли. Это от нашей доброты, другие бы на полу оставили. Ну, говорю, пойдем, я тебе сказку на ночь расскажу. Она говорит: ладно. Стал я ей сказку рассказывать. То есть на полном серьезе. Про курочку-рябу. Сам рассказываю, а сам с нее все снимаю потихоньку. То есть говорю одно, а делаю совсем другое. И почему-то мы от этого начинаем опять подрагивать, начинает нас мандраж колотить. В хорошем смысле слова. То есть я точно знаю, что у нас было страшное взаимное притяжение. А потом я понял, что она такими переживаниями вообще живет. Они ей больше всего в жизни нравятся. Ну и что? Каждому свое. В общем, к концу сказки и с нее было снято все, и с меня почти все. А она смотрит как-то очень серьезно и вдруг говорит: слушай, а ты красивый! Даже с удивлением сказала.

Я говорю: тут просто темно. Ты, говорю, вообще полная красавица кажешься.

Она засмеялась.

А у меня, как бы это сказать… У меня от ее слов прямо душа вся захлебнулась. И почему-то она мне такая родная показалась. И я ее не только как женщину обнял, а как-то еще… Не знаю… Рекламная пауза. В общем, прижался я к ней и чуть не умер. И шепчу ей, что сто лет бы вот так с ней был. А она говорит, что тоже. Но мы и пары минут не выдержали, она сама не выдержала, голову мне руками обхватила, чуть шею не вывихнула, руки страшно сильные какие-то, короче, голову обхватила и переворачивает меня на спину, встает надо мной на коленях, я ее увидел — и все.

Все.

В самом полном смысле.

Я даже выругался, но без мата. А она вытерла простыней и говорит: все нормально, спешить некуда, это даже хорошо, потому что теперь меньше опасности залететь от тебя. А то пришлось бы с резинкой, а я терпеть не могу. Меня эта ее практичность даже поразила. Ну, не то что поразила… Просто как-то… лежит и рассуждает! Будто об уроках каких-то. Ты, говорит, давай полежи спокойно, а я немного вздремну. Потом разбудишь, ладно? Я согласился. Вот святая доброта! Она тут же заснула, а я сначала просто лежал, потом тихонько ее позвал. Спит.

Тут я начал ее рассматривать. Странно на спящую женщину смотреть. Будто подглядываешь. А от подглядывания, дело известное, человек распаляется. Так что я ей и десяти минут не дал поспать. Причем она прямо так, без одеяла заснула, а я под одеялом был, согрелся, горячий стал. Я горячий, а она прохладная. Я ее обнял, она аж замурлыкала, ей приятно стало, что я горячий, прижимается. А мне приятно, что она прохладная. Хотя «приятно» — не то слово. Это вообще словами не описать.

Она даже глаз не открыла, хотя уже не спала. Я завис над ней в таком положении, в каком на физкультуре от пола отжимаются, а потом прикоснулся, не весь, а так, чтобы ей показать, что сейчас у нас все будет. Она приподнялась вся, и я… Рекламная пауза, оставайтесь с нами. Что — я? А ничего. Это такая подлость судьбы, такое совпадение, что…

Короче — звонок. И не просто звонок, а звонки. Странные. Два длинных, три коротких. Или наоборот, не помню.

Тут она вскакивает в жутком кошмаре, быстро одевается и мне одежду кидает и шепчет, чтобы я тоже мигом одевался. И с такой злостью, между прочим! Одевайся, говорит, иди на кухню, садись за стол, будто ты пьяный.

Ладно, иду на кухню, сажусь на стол. И голову положил. Будто сплю. Она открыла дверь. Слышу мужской голос. Что говорит — неясно. И она что-то говорит. Оправдывается. Слышу шаги. Кто-то надо мной встал, постоял. В комнату прошел. И там постоял. И опять в прихожую. Она ему: Виктор, Виктор! А он что-то бубнит сердито. Побубнил и ушел. Дверью хлопнул.