Читать книгу "Лоллипоп - Кристина Нестлингер"

Неделю Лоллипоп не вставал. Бабушка это время к Гофштеттерам не ходила. Она сидела рядом с кроватью и вязала свитер. В первый день зелёного бронхита она по меньшей мере раз десять спросила:

– Ну, Лолли, деточка, объясни наконец, что это за дешёвые колготки и даровое мясо?

Но Лоллипоп как воды в рот набрал. Он держал один леденец у правого глаза, другой – у левого, наставив их на бабушку. Один хорошо – два лучше, решил он про себя. На второй день зелёного бронхита бабушка всего шесть раз поинтересовалась колготками и мясом, а на третий – лишь однажды. На четвёртый день она эту тему вовсе не затрагивала. Для гарантии Лоллипоп ещё два дня не отнимал леденцы от глаз, а на седьмой вылез из кровати, достал из кармана сто пятьдесят шиллингов и молча вручил их бабушке.

– Как это понимать? – спросила бабушка. – С какой стати? Что мне прикажете де…

Она осеклась на полуслове: Лоллипоп опять держал леденцы перед глазами.

– Хорошо, – сказала бабушка, – вопросов не имею. – И добавила: – Куплю себе на эту сумму шляпу, зелёную, я к ней давно приглядываюсь. – И ещё добавила: – А теперь, чёрт возьми, отдери наконец от глаз эти несчастные ледышки. Сил моих больше нет!

Лоллипоп спрятал леденцы и опять заговорил. Без умолку. Столько надо было наверстать! Он говорил о школе, и о будущих каникулах, и о бассейне. Ещё о Томми и о лавке его отца. Расспрашивал о Гофштеттерах. Но о колготках и свиных шницелях словом не обмолвился.

Лоллипоп и Леманн

Есть люди, которые собак любят, и есть люди, которые собак не любят. Лоллипоп не знал, к кому себя отнести, потому что он собак боялся. А ежели кто чего боится, тому трудно определить, любит он то, чего боится, или нет. Иногда Лоллипопу казалось: вот не боялся б я этих бестий, с удовольствием чесал бы им за ушами и дёргал слегка за хвост. А иногда Лоллипопу казалось: даже если б я их ни капельки не боялся, от них всё равно псиной разит, лай стоит круглые сутки да ещё шерсть лезет.

На Лоллипопа наводили страх не только рослые, брехливые собаки, но и карликовые, кусачие. И тихие пёсики с задумчивыми глазками, шелковистой шёрсткой, куцыми дрожащими хвостиками. Даже трусливой, игрушечной дворничихиной болонки он боялся как огня. А она едва ли крупнее морской свинки, только очень лохматая.

Ни мама, ни бабушка, ни сестра понятия не имели о великом собачьем страхе Лоллипопа. А сам он никогда об этом не говорил, считая, что ребята, боящиеся собак, – с большим приветом. Все в классе считали, что ребята, боящиеся собак, – с большим приветом. Лоллипоп до того дошёл, что поднял на смех собственную сестру, когда та с ужасом рассказала о встреченной на улице клыкастой овчарке.

– Собаки испугалась! Ой, держите меня! – насмешничал Лоллипоп.

Мама в таких случаях всегда говорила:

– Лоллипоп, радуйся, что ты такой герой, и не гогочи как в цирке!

Лоллипоп только ухмылялся, делая вид, что всё ему нипочём. А сам выпытывал у сестры:

– Ну-ка, что чувствует человек, который боится собак?

– Сердце колотится как сумасшедшее, – говорила сестра, – и в горле пересыхает. Иногда прямо в дрожь бросает.

– Чепуха на постном масле! – говорил Лоллипоп, а про себя думал: «Хорошо ещё, ноги не отнимаются!»

Лоллипоп обходил собак за километр. Даже когда лай доносился из-за высокого, прочного забора, для безопасности он перебегал на другую сторону. Если у входа в магазин торчала хоть одна каналья, привязанная за поводок, Лоллипоп шёл в другой магазин, где собаками не пахло. А уж одноклассников, имевших собак, он не навещал ни под каким видом. Когда ему от них что-нибудь требовалось, он предпочитал мёрзнуть под окнами, насвистывая марши до тех пор, пока приятели не замечали его. Когда же пути назад не было и предстояло пройти мимо собаки, Лоллипоп доставал «Лоллипоп», приставлял его к глазу и шептал как заклинание: «Место! Сидеть!» И собаки не трогались с места, а если и трогались, то самую чуточку, повиливая хвостом.

Бабушка Лоллипопа была очень дружна с некой госпожой Эренрайх. Два-три раза в неделю госпожа Эренрайх захаживала к бабушке в гости. А так как она неизменно приносила Лоллипопу либо пакетик с мармеладом, либо фломастер, либо альбом для рисования, то Лоллипоп всегда оживлялся, когда говорилось: «Сегодня вечерком заглянет Эренрайх!» Он первым открывал дверь госпоже Эренрайх и первым здоровался с ней, что позволяло ему из двух альбомов для рисования или двух фломастеров – госпожа Эренрайх приносила то же сестре – выбрать фломастер посимпатичнее и альбом потолще.

Когда бабушка сказала: «Сегодня вечером Эренрайх придёт с Ле́манном», Лоллипоп подумал, что Леманн – муж госпожи Эренрайх. Она частенько рассказывала о нём, о его усах, лысине и непомерной жадности. Звали его Людвиг, а скуп он был до того, что попрекал госпожу Эренрайх, когда она слишком густо мазала масло на хлеб или добавляла в чай слишком много рома. Лоллипоп заранее предвкушал встречу с Леманном, обладающим усами, лысиной и непомерной жадностью. Жадность занимала его особенно, ведь из всех, кого Лоллипоп знал, никто жадным не был.

Вечером в назначенный час раздался звонок, и Лоллипоп бросился открывать. «Можно ли с первого взгляда определить, что он жадина?» – думал Лоллипоп. Он распахнул дверь и провозгласил:

– Все домашние приветствуют вас! – и в тот же миг отскочил назад, в переднюю.

На пороге, рядом с Эренрайх, стоял пёс. Среднего роста, каштановой масти, вислоухий, с обрубком вместо хвоста.

– Привет, Лоллипоп! – весело сказала госпожа Эренрайх и вошла с псом Леманном в переднюю так, будто делала это уже тысячу раз. Будто ни один человек собак не боится.

Лоллипоп пулей влетел в туалет и заперся на щеколду. Он не вышел, когда госпожа Эренрайх позвала: «Лолли, детка, я принесла листы для вырезания!» Он не вышел, когда мама позвала: «Лоллипоп, за стол!» Он не вышел, даже когда сестра позвала: «Лоллипоп, пусти, мне очень нужно!»

Лоллипоп покинул туалет лишь тогда, когда был абсолютно уверен, что Леманн пробежал в гостиную. Он осторожно приоткрыл дверь, прошмыгнул в детскую и достал из ящика зелёный «Лоллипоп». Обсосанный и готовый к употреблению. Только Лоллипоп решился выйти из детской, как перед дверью вырос Леманн. Он перекрыл собой весь дверной проём, высунул язык из пасти и закашлялся. То ли от астмы, то ли от кровожадности – трудно определить. Сердце Лоллипопа стучало с перебоями, дыхание спёрло. Но там, в гостиной, в этот момент ели на десерт клубничное мороженое. А оно быстро тает. А растаявшее клубничное мороженое – типичное не то. Лоллипоп дрожащими пальцами поднял леденец, прижался к нему правым глазом, шагнул к порогу; его левая нога почти коснулась правой передней лапы Леманна.