Читать книгу "Аромат грязного белья - Михаил Армалинский"

В какой-то момент нестерпимо усилившейся неловкости Дэвид порывается покинуть их дом, но отец Мелани, к удивлению Дэвида, со странной весёлостью останавливает его:

– Сидите-сидите! Всё будет в порядке! Мы это преодолеем. Крепитесь!

За обедом, рассказывая о своей жизни на ферме с дочерью, Дэвид не упоминает о неприятных событиях. В подтверждение кафкианской абсурдности ситуации, которая лишь усиливает поразительное правдоподобие, Дэвида посещает мысль, доказывающая амбивалентность его чувств по отношению к изнасилованию Люси. Не будет натяжкой предположить, что в своих фантазиях он активно в нём участвовал, вожделея к своей собственной пышнотелой дочери. Восхищаясь милой простотой жизни и теплотой отношений в семье Мелани, Дэвид, по описанию автора, вспоминает о насильнике с сочувствием и даже ставит его в пример своей дочери:

…Он (Дэвид. – М. А.) устал от мрачности, от сложностей, от усложнённых людей. Он любит свою дочь, но временами ему хочется, чтобы она была существом более простым, домашним. Мужчина, который её изнасиловал, главарь, был именно таким. Нож по маслу…

Вот уже и симпатия появляется к насильнику, причём к главарю, который был красавцем. Ох, как не случайно наделил его красотой автор!

К концу обеда Дэвид извиняется перед отцом за содеянное (то, что он не желал делать на разбирательстве в университете). Дэвид даже делится с отцом Мелани своей иллюзией, что, несмотря на большую разницу в возрасте, отношения их могли бы состояться, но он, мол, не смог дать Мелани ощущения романтики в их отношениях, что он был слишком деловит.

Прощаясь, Дэвид встаёт на колени перед матерью и младшей дочкой, оказавшейся рядом с матерью. Это уже бесчестьем не назовёшь – это уже обыкновенная глупость.

Так и не понятно, в чём считал себя Дэвид виноватым перед Мелани? Говоря о романтике, которую он не предоставил ей, Дэвид явно не имел в виду наслаждение, которого он ей не давал. Романтика – это окольный, медленный путь, как правило, не осознанный мужчиной, ведущий к тому, чтобы женщина испытала с ним оргазм. Прямой путь – это лизать ей клитор. Романтика же – это процедуры, предназначенные для создания расслабляющей и удобной для женщины обстановки для совокупления. Обстановка эта способствует тому, что, когда совокупление начнёт свершаться, женщина в результате своей радостной готовности сможет сама усиливать своё возбуждение и потому ей легче испытать оргазм, благодаря возбуждению того же клитора, которое происходит чаще всего как неумышленный, побочный продукт мужских движений при его стремлении к собственному оргазму.

Когда Дэвид возвращается в свой дом в Кейптауне, он видит, что решётки на окнах взломаны, окна разбиты, нутро дома разграблено и изгажено. Что ж, и это можно при желании назвать бесчестием.

Дэвид идёт на ставший популярным в городе студенческий спектакль, где играет Мелани, но его мечты о возрождении отношений с ней опять разрушает тот же её парень, который оказывается в зале и, с угрозами и оскорблениями, заставляет профессора ретироваться. Профессор, в неуёмной нервной дрожи, берёт уличную проститутку, которая моложе, чем Мелани. Она ему отсасывает, и Дэвид дивится (намеренная аллитерация) исчезновению дрожи, а также снизошедшей на него после оргазма лёгкости. «Так вот что мне было надо, – думает он, – и как только я мог об этом забыть?»

Действительно – надо же…

Дэвид регулярно звонит Люси и, вдруг почувствовав странные интонации в голосе дочери, звонит Бев узнать, что происходит. Бев нехотя признаётся: «нечто произошло», но объяснять отказывается, отсылая его к дочери. Дэвид немедля отправляется к ней на ферму.

Люси забеременела. Более того, она отказывается делать аборт, так как «не хочет проходить через это снова». Из чего отец впервые узнаёт, что она уже была беременна. Ещё одно доказательство её лесбиянства как побега от мужчин.

Реакция Люси на удивление отца: как она собирается иметь ребёнка от тех мужчин? – такая:

– Я – женщина, Дэвид (на протяжении всего романа Люси обращается к отцу по имени, почему? – я не понял и не знаю; быть может, это такая традиция в Южной Африке, как на Украине родителей дети называли на «вы». – М. А.). Не думаешь ли ты, что я ненавижу детей? Неужели я должна ставить жизнь ребёнка в зависимость от того, кто его отец?

Профессор размышляет, что раз так, то произошло не изнасилование, а акт продления рода этими мужчинами, переполненными сперматозоидами и стремящимися их распространить повсюду. Что за ребёнок может родиться из семени, попавшего в женщину не по любви, а из ненависти, из желания её загрязнить, пометить, как собаки помечают мочой?

Да, Люси, быть может, видела ненависть в глазах ебущих её мужчин, но в момент семяизвержения она могла почувствовать или заметить их наслаждение, которое хотя бы на мгновение, но побеждало их ненависть. Так что ненависть вовсе не была одинока, а при ней присутствовало обязательное мужское наслаждение.

Люси сообщает отцу ещё одну новость: молодой парень, один из троих насильников, живёт теперь у Петруса. Парня зовут Поллукс, и он, оказывается, брат жены Петруса, а потому у Петруса имеются семейные обязательства по его защите.

Дэвида это возмущает до глубины души – теперь они должны ещё терпеть присутствие насильника и делать вид, что ничего не произошло. К тому же ребёнок, быть может, именно от него. На это Люси отвечает, что Поллукс живёт у Петруса и ничего с этим поделать нельзя, а нужно с этим смириться. Бежать отсюда она не будет.

Дэвид идёт к Петрусу объясниться насчёт Поллукса. Петрус заверяет, что всё уже прошло, что Поллукс – несовершеннолетний член его семьи, и Петрус должен о нём заботиться. Мол, теперь всё под контролем. Но самое неожиданное и непостижимое для Дэвида, что Петрус просит передать Люси предложение о женитьбе. Если он женится на Люси, то она будет в безопасности, а над одинокой женщиной всегда будет висеть угроза всевозможных неприятностей. Дэвид в очередной раз ошарашен.

Когда он сообщает о предложении Люси, она отвечает, что Петрус уже давно намекает на это. Люси прекрасно понимает, что Петрус хочет получить её ферму в качестве приданого.

Люси посылает отца с ответом Петрусу. Она согласна подыгрывать любому слуху, который захочет распространить Петрус, мол, она его жена или любовница, но тогда ребёнок будет считаться тоже его. Она согласна переписать землю на Петруса, но с условием, что дом остаётся собственностью Люси и никто не посмеет в него являться без её разрешения.

Возвращаясь с прогулки, Дэвид видит у дома Люси Поллукса, прильнувшего к окну ванной – он подсматривает за его дочерью. Разъярённый отец бросается на парня и натравливает собаку, которая вцепляется в его руку. Выбегает Люси в халате, заставляет собаку отпустить Поллукса и, склонившись над парнем, осматривает его руку с укусами. Халат Люси распахивается, и голые груди предстают перед глазами Поллукса и отца. Она предлагает Поллуксу войти в дом, чтобы промыть раны, но парень злобно отказывается. Она запахивает халат, а парень убегает, крича: «Мы вас всех убьём!»