Читать книгу "Белый царь - Иван Грозный. Книга 1 - Александр Тамоников"

Федор посмотрел на Дмитрия и спросил:

– Ульяна так и не выходит из головы?

– Нет, Федя, не выходит. Стоит перед глазами. Как подумаю о ней, так сердце и холодит, аж до боли щемящей, нудной.

– Это кто тут по зазнобе сохнет? – неожиданно раздался от входа басовитый голос.

Молодые люди обернулись. На пороге горницы стоял отец Федора, боярин Степан Иванович Колычев.

– Неужели ты, Митька, сорвиголова?

Дмитрий замешкался и проговорил:

– Здравствуй, Степан Иванович! Мы тут с Федей…

– Оставь, Дмитрий, – прервал его боярин. – Негоже тебе оправдываться. Тем более не совершив ничего плохого. Напротив, радуйся! Любовь к тебе пришла, а без нее, Митя, душа у человека мертва. Вот и Федор тебе о том же скажет. Только он сам что-то на девиц не смотрит.

– Рано мне, – пробурчал Федор и потупил взгляд.

– В этом ли дело? Ну да ладно. – Степан Иванович повернулся к гостю. – Как, Митя, Михаил Иванович да матушка Агафья Петровна поживают?

– Спасибо, жаловаться не на что. А ты разве с батюшкой не встречаешься?

– Последнее время реже. – Степан Иванович перекрестился на образа, присел на лавку в углу. – Погода чудит. Оттого кости ломит. Посижу.

– Архип, батюшка, печь натопил. Ты бы прилег на лежанку, согрелся.

– Успеется! С вами, молодежью, побуду, коли не прогоните старого боярина.

– Да что ты такое говоришь!

Колычев-старший улыбнулся.

– Эх, молодость. Счастливая пора. Помню себя молодым. Таким же был, как и Митька. Волю любил, озорство. Соберемся, бывало, и давай силушкой мериться, перед девками красоваться. На лугу, за рекой костер разведем и с разбегу в огонь. Боязно было, а все одно прыгали. Потом с обрыва высокого в омут, наперегонки до того берега и обратно. Радости было много, коли победишь. Орлом ходишь, девицы глазки строят. Весело!

В горницу вошел Архип и обратился к хозяину дома:

– Меда или перевара вкусить не желаешь, боярин?

– Нет, Архип, не хочу сейчас. Вот сядем семьей трапезничать, тогда медку красного выпью.

Архип ушел.

– Я вчера с Прокопом Тимофеевым разговаривал. Так он сказал, что скоро опять татар воевать придется, – заявил Дмитрий.

– С кем разговаривал?

– С Прокопом Тимофеевым.

– С Драгой? Известная личность. Строгий мужик, на посаде его всяк знает. Кузнец замечательный. Значит, Драга сказал, что скоро Казань воевать пойдем?

– Именно Казань не говорил, помянул лишь, что свара с татарами не за горами.

– Так эта свара, Митя, еще с весны началась. Или тебе об этом не говорили?

– То, что крымцы Астрахань взяли, а Казань объявила войну Москве, мне ведомо. Да вот только я думал, что все вроде и закончилось набегами нашего войска, которым командовал Шах-Али, на черемисские и чувашские земли.

– Нет, Дмитрий, – сказал Степан Иванович. – Война не закончилась, а только начинается. Все это, конечно, сложно, но, ребятки, вся драка еще впереди. Зимой идти в поход несподручно, снег, холод, тяжело. Весной распутица, войско завязнуть может, а вот летом самое время. Мыслю, на Казань пойдем.

В горнице наступила тишина. Лишь ветер продолжал бросать горсти дождинок на слюдяное оконце комнаты Федора.

Степан Иванович поднялся со скамьи.

– Вот так-то, молодцы!

– Да что мы с этими басурманами возимся? – пылко воскликнул Дмитрий. – Собрали бы единое войско да побили бы и казанцев, и астраханцев, и крымцев. Сколько будем терпеть их пакости?

– Не все так просто, Митя. – Степан Иванович прошел к оконцу. – Подойдите сюда. – Боярин Колычев указал на березу за окном. – Вот она, вся Русь перед вами. Все ответы на твои, Митя, вопросы.

Дмитрий взглянул на Федора, пожавшего плечами, и спросил:

– Русь в березе?

– Береза как образ, символ Руси, – пояснил Колычев. – Я посадил ее в день крещения Федора. Глядите, вымахала как! Ветер гнет ее из стороны в сторону, до земли, а береза стоит. Дубы падают, ветлы в щепы разлетаются, а она цела. Ее ветви могут укрыть человека, спрятать влюбленных от постороннего взгляда, приласкать тенью или же так вдарить по морде, что очи в сей миг выбьют, посекут до смерти. Так и сторона наша. Сколько раз всякая нечисть пыталась свалить Русь? Несть числа этим попыткам. Но Русь все выдерживала, стояла, стоит и стоять будет на века вечные! А почему так, спросите? Отвечу. Береза стоит потому, что корни у нее крепкие. Корни русского человека – наша православная вера, ствол – народ, ветви – рать, воины, которые живота своего не пожалеют ради родной земли. Все едино! Крепкая вера, сплоченный народ, объединенный одной целью, сильная и многочисленная рать. Самое важное для всех нас, русских людей, беречь свою святую веру как зеницу ока. Не допускать к корням ни предателя с топором, ни поганого басурманина с кривой саблей. Главное, не позволить паразитам черной ереси проникнуть и повредить корни. Она будет пострашнее татар, ливонцев и всяких других ворогов. Ее в зародыше душить надо, чтобы не расползлась гадюками по Руси. Всегда помните это, дети мои. Верой православной силен человек русский! – Степан Колычев закончил несколько пафосную, взволнованную, но искреннюю речь, лившуюся из глубины души, и вышел из горницы сына.

Дмитрий же, глядя на березу, гнущуюся от ветра, задумчиво проговорил:

– Ишь ты, как батюшка твой, Федя, сказал! И ведь истину молвил, если вдуматься. Я бы так не смог. Ну, растет дерево и растет. Эка невидаль. Сколь их таких по Москве? А вокруг? Леса дремучие. А тут, видишь, Русь вся. Надо же!

– А дождь вроде потише стал, – сказал Федор.

– Хватит уже. Надоел.

Дмитрий потянулся, широко, как крылья могучей птицы, раскинул руки и заявил:

– А то, что Казань воевать пойдем, хорошо!

– Что же хорошего в войне, Митя? – удивленно спросил Федор. – Людей бьют, калечат!

– А по-твоему, лучше, когда вороги сторону твою разоряют, глумятся над верой, святынями, храмами, города и деревни дотла жгут? Изгаляются над тобой, будто и не человек ты, а скотина бессловесная? Даже она упирается, когда ее на убой ведут. Может, лучше смириться и терпеть? Пусть насилуют девок, детишек малых конями топчут, мужиков да баб нагайками секут до смерти, саблями рубят, вешают, в полон гонят, чтобы в рабстве гноить? Пусть, коли судьба такая выпала? Так, Федя? – Глаза Дмитрия зло сощурились, ноздри с шумом выдыхали воздух, кулаки сжались так, что был слышен хруст.

– Нет! Разве я о том говорил?

– Это тебе знать. По мне, кто хочет, тот пусть мирится, терпит, а я не буду! Если войско на Казань пойдет, то и я с ним. Вместе с отцом. А там поглядим, кто кому юшку пустит. Я за наших, что в полоне томятся, буду эту нечисть поганую на куски рубить. Вот где разгуляюсь!.. А коли сам нарвусь на кривые сабли, то за Русь, за веру нашу и помереть не страшно. Такая смерть красна, светла и почетна.