Читать книгу "Евангелие от Соловьева. Первая книга - Владимир Рудольфович Соловьев"

— Умный ты, Вовка, за что и люблю.

— Наше чувство глубоко и взаимно. Пообедаем?

— С радостью, но не сейчас, через полчаса очередная встреча руководителей подразделений. Ты поброди пару часиков, а я постараюсь заодно договориться о твоей аккредитации.

— Угу, я в двести семнадцатом номере, если понадоблюсь.

— Все, бегу!

Атланта, держись! Пророк, нет, как-то меня величают по-другому, скорее всего апостол, всевидящим оком наблюдает за твоими обитателями. Ощущаете ли вы трепет, маленькие американские друзья? Или вы абсолютно уверены в том, что ежевоскресные походы в церковь и слезное исполнение государственного гимна перед началом бейсбольных игрищ приоткроют вам врата небесные, и ангел с мечом, поставленный Всевышним ограждать Эдем, смилостивится, и будете продолжать вы вести американский образ жизни, наполнив райский сад запахом жареной картошки и бигмаков.

Что я радуюсь, может, я и не апостол никакой, а демо-версия Иоанна Предтечи. Конечно, времена нынче иные. Пожалуй, голову мне рубить не будут, не Ироды правят, но пара лет тюрьмы за мошенничество очень даже может излечить от стремительно зарождающейся мании величия. А повод уже имеется, доллары у некоторых таксистов воспламеняются прямо в руках, что, кстати, опасно для их здоровья. А если уж быть по партийной привычке откровенным до конца, до кольца и до посредине гвоздика, то я не избранник, а душевнобольной. Иван Бездомный, но не в подштанниках и с иконкой, приколотой к исподней рубахе, а во вполне приличном прикиде и с карманом лаве. Но по сути все равно безграмотный оборванец.

Не могу больше! Страшно мне, аж холод продирает до самых ногтей, сердце с трудом ворочает льдины крови по жилам. Нет больше сил моих жить чужой целью, хочу покоя или пусть даже прежнего душевного раздрая. Добро и зло — прекрасные темы для застольного умничанья, но жизнь строится и из других материалов. Я ведь сам не свой, утехи плоти — и те перестали быть доступны. Крест ответственности за спиной заставляет настолько прямо держать спину, что нет возможности бросить взгляд на тело. Уже несколько дней даже не обращал внимания на красивых дам, не то что не предпринимал усилий для знакомства... Скоро и вовсе зачахну.

Ноги, давно не прислушивавшиеся к мешанине сознания, несли меня по центральным улицам столицы одной из Олимпиад и привели в скверик к скамейке, на которой, не спросись остального тела, уютно пристроились. Я не сразу осознал мудрость выбора ног, но, оглядевшись, порадовался их развитому эстетическому чутью.

Явственная мягкость зеленого ковра и медовый запах свежескошенной травы оттенялись чуть заметной рябью на поверхности воды. Солнце в вуали туч наслаждалось переливами оттенков света. Легкий ветер аплодировал пейзажному изыску.

— А ведь ты впервые не думал обо Мне.

— Здравствуй, Даниил. Мне плохо, я боюсь.

— Конечно. И Я боялся, тогда, в Гефсиманском саду. Страх подкатывает неотвратимо. Его не может не быть, ведь в борьбе с ним уходят сомнения. Не стыдись. Владимир, скажи, что тебя гложет?

— Сомнения и самомнение. Извини, журналистская натура вылезает. Почему я? Как дальше жить? Как с девчонками общаться, в конце концов? Можно ли мне теперь свинину есть... А главное — кто Ты? По мнению некоторых, Ты антихрист.

— Опять этот несчастный старик... Не сердись на него. Разве Енох повинен в душевной слепоте, время прозрения его не пришло. Все ждут прихода антихриста, а ведь он давно уже правит миром. Трудно смириться с этой мыслью. Готовились к приходу безумца и, как всегда, недооценили изощренности зла. Антихрист совращает, убивая в человеке Бога. Но что осталось совращать в душах после Достоевского, Ницше и Фрейда?

Посуди сам, ведь все мы, жившие и живущие, и есть Адам падший, осознавший грех свой против Отца Небесного и стремящийся к возвращению в Эдем. Однако последние двести лет разве вели к царствию света? Отнюдь. Гордыня Достоевского и всепрощение Фрейда запечатало воском глаза и уши людские. Стало можно все, ибо нет более личной вины, виновны все. Безбожник Фрейд клеймит детские воспоминания, перекладывая ответственность с тебя сегодняшнего на младенчество и недосмотры да запреты родителей. И верные социал-демократические ученики его не только родителей, а все общество, весь мир винят в грехах живущих, раздавая индульгенции и алча крови и равенства в ненависти.

И вот уже армии безбожников под красными и коричневыми флагами утверждают зловещее желание Ницше — Бог мертв. И нет у них угрызений совести, и попираются законы Моисеевы. И имя этой смерчи легион. Антихрист правит миром, меняя обличье и пожирая людские души, подсовывая им мыльные пузыри радужных идей, а те, взрываясь, больно щиплют глаза. Коммунизм и фашизм суть едины в непризнании Бога.

Как трагично, что прозрение наступает слишком поздно! Смотри сам, как страшны судьбы лжепророков и воплощений антихристовых. Где же Бог, вопрошают они на смертном одре и получают ответ и аудиенцию с тем, кого предали.

Но жуткий стон их раскаяния не слышен Адаму совращенному. И продолжает он, подобно продажной девке, очаровываться медяками зла.

Утеряна вера и забыты скрижали. Прикрывающиеся именем Отца Моего творят страшные грехи, поклоняясь кумирам и вожделея занять их места. Что Магометово, что Христово воинство давно не под хоругвями, а под сатанинскими шкурами ведет неправедные походы. Как глупец, стреляющий себе в ногу, не способный осознать, что все тело его и есть единый организм. Все мы и есть один Адам. Так прекратить надо войны и ложь и покаяться, покаяться, покаяться, просить у Отца небесного прощения и мудрости.

Голос Даниила звучал под конец речи иерихонской трубой, но трубный глас не тревожил спокойствия города. Я сам превратился в рог гласа небесного. И звуки протекали по мне, заставляя резонировать каждую клеточку тела.

Ужасные видения терзали меня. Как на горной дороге, летя со страшной скоростью, боишься сорваться с обрыва в безумие свободного полета, так и душа моя держалась изо всех сил за бренное тело и замирала ежесекундно. Я рыдал, как в глубоком детстве, но беззвучно, ибо собственных звуков не было у меня. Я весь был Его. Как мог я усомниться, как мог обидеть Даниила и пославшего Его, ведь Они так страдают, видя нас, мелких и грешных. Кровоточат душевные раны родителей от предательства детей. Как же должен страдать Творец, наблюдая тысячелетиями ежесекундное паскудство Адамово...

Глава одиннадцатая

— Ку-ку! Ты что, заснул? Вот уж не думал, что встречу тебя в Атланте, спящим на лавочке. Умора!

— Женька, а ты что здесь делаешь? Хотя вопрос дурацкий... Ты же второй человек в московском представительстве Биллова воинства, поэтому и в Атланте. А привычки у тебя, видно, прежние — забил болт на семинары и шастаешь по музыкальным лавкам?

— Пять баллов. Вот к чему приводят годы обучения в аспирантуре ИМЭМО. Что ты здесь делаешь, не спрашиваю. Ольга говорила, ты звонил, да и Билл хотел с тобой встретиться. Ты ведь у нас историческая личность.