Читать книгу "Война разведок. Тайные операции спецслужб Германии. 1942-1971 - Райнхард Гелен"

Но чудесное то время закончилось, когда потерпела неудачу летняя кампания 1941 года. Теперь противник, пусть даже на короткий срок, захватил инициативу. В связи с этим возросла необходимость проведения перспективного анализа возможностей и оперативных замыслов русских, чтобы избежать новых неприятных неожиданностей.

При таком положении вещей я очень скоро связался с адмиралом Канарисом[9], которого до тех пор знал лишь понаслышке. Его управление военной разведки и контрразведки было подчинено непосредственному верховному главнокомандованию вермахта. Я поставил перед собой цель сделать наше сотрудничество более тесным и интенсивным. Очень скоро между нами установились прочные личные контакты.

СОТРУДНИЧЕСТВО С КАНАРИСОМ

Личность адмирала даже по прошествии многих лет после его трагической смерти – он был казнен 9 апреля 1945 года после весьма сомнительного расследования, произведенного эсэсовским судом в концлагере Флоссенбюрг, – до сих пор окутана покровом неопределенности и двойственности. Он разделил участь многих выдающихся представителей разведывательной службы как внутри страны, так и за рубежом, в числе которых был и полковник Николаи. В некоторых публикациях авторы, которые наверняка не знали Канариса лично и тем более не были с ним в близких отношениях, критикуют его поступки и действия. Они обвиняют адмирала в нерешительности, недостаточной выдержке, но чаще всего – в непредсказуемости. На личность начальника абвера бросают тень сделанные после войны сомнительные разоблачения его в том, что он, мол, пытался изменить отечеству, как это было, например, при расследовании дела Ресслера[10]. По моему мнению, все эти весьма неопределенные и мало аргументированные версии вносят путаницу в оценку действий Канариса и не только не приближают нас к истине, но еще больше удаляют от нее. Против сочинителей таких историй говорит, прежде всего, то глубокое уважение и даже восхищение, которое бывшие сотрудники абвера питают до сих пор к адмиралу. В словах этих людей звучит не только благодарность за сердечную заботу о них, но и почтение к нему как к незаурядной личности.

В Канарисе, наряду с его религиозностью и верностью офицерской чести, пожалуй, сильнее всего поражала фундаментальная образованность – явление довольно редкое среди высших офицеров. В нем было многое от идеалов и воззрений первой половины девятнадцатого века, которые способствовали выдающимся офицерам прошлого – таким, как Роон, фон дер Гольц, граф Йорк фон Вартенбург, а также Клаузевиц и Мольтке[11], – достичь высоких научных вершин, далеко выходящих за узкие рамки военного дела. Наряду с широкой и глубокой образованностью, Канарис, в отличие от многих флотских и армейских офицеров, не видевших абсолютно ничего за пределами Северного и Балтийского моря и границами Германии, обладал способностью разбираться во взаимосвязях мирового масштаба. С этим было связано и его тонкое восприятие развития политических событий, которые он довольно часто пересказывал с поразительной точностью. Правда, в этой области он не находил достойных собеседников – за исключением разве Фритча, Браухича, Бека[12]и Гальдера, – которые были бы способны серьезно воспринимать его суждения. Неудивительно, что Канарис уже в начале военных действий против России серьезно оценивал сложившуюся обстановку, а также перспективу благополучного для Германии исхода войны. Вот почему ему особенно тяжело было видеть, что руководители немецкого государства скептически относились к его прогнозам и отводили ему роль неудавшейся современной Кассандры[13].

К национал-социализму Канарис относился отрицательно. Как и генерал-полковник Бек, он страдал оттого, что его внутренний религиозный настрой входил в противоречие с принятой им военной присягой. Его душевные страдания безмерно обострились из-за сознания того, что, хотя Германия, вступившая в войну по вине Гитлера, вела борьбу не на жизнь, а на смерть, ей, несмотря на тяжелейшие жертвы, предстояло пережить полное поражение. Он не принимал всерьез оптимистические пропагандистские заверения нацистских бонз и их союзников о конечной победе рейха. Его не успокаивали и заверения западных держав, что в случае их победы вся ответственность за войну ляжет лишь на национал-социалистов. Мне вспоминается наш долгий доверительный разговор в 1942 году, когда Канарис, затронув в ходе беседы вопрос о разглашении государственной тайны и государственной измене, пришел к выводу: можно будет даже оправдать последнюю, учтя исключительность военной ситуации и позицию тогдашнего высшего руководства. Тот, кто брал на себя такую миссию, по мнению адмирала, должен был постоянно помнить, что только полное поражение Германии могло создать условия для справедливой правовой оценки его действий. Поэтому человек, решившийся на такой шаг, рисковал не только собой, но и своими близкими.

Сам же Канарис действовал как раз по такому принципу. Он взял немало людей, попавших под подозрение из-за своих политических взглядов, под защиту абвера, в результате чего гестаповцы долгое время не могли заполучить их в свои руки. Честный немецкий патриот, он подтвердил свою позицию, выдержав ужасные пытки и с достоинством приняв смерть, как об этом рассказали оставшиеся в живых узники концлагеря Флоссенбюрг.