Читать книгу "Жена из России - Ирина Лобановская"

Но любопытство — беспочвенное, едва сложившееся, почти не оформившееся — Маню слишком долго не тревожило и сильно не отвлекало. Она отвечала на Сашины поцелуи почти автоматически: рассеянно и прохладно. Ей просто нравилось, что он есть у нее — это всего-навсего интересный факт, данность, и ничего больше. Самое удивительное, что она была права, чисто интуитивно, по-женски понимая: ничего между ними не сложится. Почему? На этот вопрос Маша ответить бы не сумела. А поэтому проблемами себя непрерывно не мучила, трудностями не занимала, не забивала себе голову лишними вопросительными знаками. И Элечку тоже ни о чем не расспрашивала, хотя чувствовала: добрый эльфик может разрешить ее сомнения в несколько минут. Но Мане не хотелось обращаться к Элечке.

Каждый месяц ужасно болело внизу живота. Маня в эти дни забивалась в кровать и отчаянно ныла, вызывая искреннее сочувствие матери и бабушки. Они давали ей анальгин, поили чаем, не пускали в школу, а потом — в университет. А нельзя ли сделать так, чтобы никогда больше у нее не было этой гадости?.. Так долго ждать она не в силах… Она просто не доживет… Без этого не будет детей?.. А зачем ей дети?..

Довольно часто совершенно беспричинно тянуло плакать. Значительно позже Маша стала догадываться: душа и тело живут отдельно, сами по себе, и душа часто оплакивает то, о чем разум пока даже не подозревает. Лишь душе известно, что она отпевает. Будущее?.. Или прошлое?..

Но вдруг случилось невероятное. В начале сентября Саша сказал:

— У моего лучшего друга день рожденья. В субботу. Встретимся в три на вокзале.

Значит, на свете все-таки существовали его друзья…

Подмосковная станция называлась изумительно: Мытищи. Суффиксально-увеличительно. Такого замечательного названия не носила ни одна другая платформа.

Первый раз в жизни Маня увидела Сашин дом и дверь его квартиры. Друг жил напротив. Он выбежал на звонок и весело уставился на Машку с искренним интересом и любопытством. Маня улыбнулась: какой забавный, длинноносый, вертлявый юноша… Некрасивый, губастый, с нечесаной густой растрепкой на голове… Весь из себя Жан-Поль…

— Меня зовут Вовкой! — объявил Бельмондо. — И дома, и в институте. И сам я себя так зову. Если хочешь, можешь тоже так меня называть.

Он родился кокеткой. С ним было удивительно просто. Он не собирался ничего скрывать.

— Ты мне нравишься, — шепотом сообщил он Мане через час, улучив минутку, когда Саша вышел. — А я тебе?

Маня удивилась — она нравится?.. Неужели это правда? В чувства Саши она давно не верила. Происходящее одновременно и пугало, и заманивало. И очень хотелось посмотреть, чем дело кончится. Казалось, ничем серьезным. С такими поверхностными молодыми людьми ничего устойчивого не бывает. Одна хрень, как любила повторять эльфик Элечка.

Вовка пригласил ее танцевать.

— Понимаешь, я столько слышал о тебе, — сказал он.

Сообщение было сенсационным. Неужели Саша умеет говорить о ней?!

— Очень много, — подтвердил Володя. — Но я не очень верил, потому что он тебя долго прятал, словно боялся нас познакомить.

— Вы же друзья! — Маша пыталась образумить скорее себя, чем его. — Почему ты не отходишь от меня ни на шаг? Потанцуй с кем-нибудь еще. Тут полно народа!

— А я хочу танцевать только с тобой! — заявил Вовка.

— Посмотри, какой Саша грустный…

— А он всегда такой. Характерная особенность! Почему нам нельзя делать то, что хочется? И вообще, Саша и Маша — слишком смешная и глупая рифма. Плоско и неоригинально! Маша и Вовка звучит куда симпатичнее.

Если бы Маня могла что-нибудь возразить и ответить! Да и зачем? Она сначала даже не встревожилась. Скорее, ей было лестно, и чем-то неосознанно привлекала необычная и сложная ситуация. А может быть, Мане давно подсознательно хотелось отомстить Саше за все: за невнимание к ней, за тупое молчание, за оскорбительную холодность…

— Мы в школе прозвали его Мум. Это без вариантов. И оправдывает его веселую фамилию — Мумсиков. Она не для него. Интересно, откуда у него такая? Однажды мы с ним увидели недавно родившихся у соседей по подъезду близнецов. Он внимательно глянул на них и изрек: "Абсолютно идентичные экземпляры!" Абсолютно типичный Мум!

Маша засмеялась.

— А ты, очевидно, мечтаешь, что когда-нибудь вас двоих будут называть: "Академик Мумсиков с супругой"? Это реально… Сашка добьется многого…

Маня отвела глаза и ничего не ответила.

Один зуб у Володи вверху был чуточку темнее соседей. И Машин взгляд почему-то слишком часто упорно приковывался к этому темному зубу.

Вовка ходил за ней неотступно, не отрываясь ни на минуту, будто боялся, что уйди он, — и Маша сразу исчезнет. Он не сомневался ни в чем. И Мане стало казаться, что все так и должно быть, что иначе просто и быть не может. Ей легко передавалась его уверенность в себе и правильности своих поступков.

Она уже все поняла. Поняла, что на кухне он запишет на салфетке ее телефон и не потеряет его. Записал прямо на студенческом билете — посею только вместе с ним!

Поняла, что он позвонит ей завтра же, а потом будет звонить изо дня в день. Что сегодня проводит ее домой, несмотря на поздний час.

Он был четкий и ясный. И слишком спокойный. А ее уже неотвязно мучило смутное чувство вины и тревоги, от которого хотелось немедленно освободиться.

— И тебе никогда не будет стыдно перед Сашей? Ведь он твой друг!

— Да, и очень давнишний, еще со школы. Уважаемый товарищ Мум!.. Ну и что? Это ничего не меняет! А тебе не будет стыдно? Манечка, дели все на сорок восемь, не ошибешься. Ты сама тоже не уходишь. Значит, я тебе нравлюсь. Местами, периодами… Ну, признайся! Если нам хорошо вдвоем, почему мы должны этого стыдиться?

И действительно, почему?..

Наверное, он прав, подумала Маша. Она бессознательно, не отдавая себе отчета в том, что делает, не задумываясь ни о чем, выбрала путь попроще и полегче. Отступничество? Или обыкновенное, по-человечески понятное, естественное желание свободно вздохнуть и выдохнуть, выговориться, легко и просто держаться и всегда знать мысли того, кто рядом? Или думать, что знаешь…

Так хотелось внимания к себе, пусть маленького, но очевидного, и только к себе. Неужели она не заслужила этакой малости?..

Володе все давалось легко. Он пел, играл на пианино, танцевал, рисовал, мастерил игрушки с той непривычной и ясной одаренностью, полунебрежной, полунепонятой им самим, которая достается в удел немногим и всегда удивляет своей простотой и безыскусностью. Он никогда не задумывался над своими способностями — настоящему таланту несвойственно думать о своем даровании.

Это был редкий и большой дар быть счастливым на Земле и всегда радоваться жизни. Любить и уметь жить. Вовка Бельмондо был щедро наделен этим.

Странно, думала Маша, почему природа слишком неохотно отпускает людям это умение? Жадничает? Не доверяет? Или и здесь тоже ее мудрая осторожность? Иначе мы не ценили бы так высоко способность радостно жить. А я, кажется, просто не умею быть счастливой…