Читать книгу "Розовое гетто - Лиз Айлэнд"

— Для какой благотворительной акции?

— Оденем Ребекку Эббот к ее первому появлению на новой работе.

И он сложил все пакеты у моих ног. Я не могла поверить своим глазам. Эти вещи стоили тысячи долларов.

— Господи! Такое ощущение, словно явилась фея-крестная.

— Надеюсь, тебя не смущает, что вещи ношеные?

Флейшман шутил. Слишком часто я говорила ему, что первая новая вещь появилась у меня только в тринадцать лет. Когда ты — пятая из шестерых детей, слишком многое приходится донашивать за старшими. Но это… нет, ничего подобного в секонд-хенде не встретишь.

Я обняла Флейшмана и сочно чмокнула в щеку.

— Не могу поверить, что ты сделал это для меня, Флейш!

— А для кого еще я мог это сделать? — И его серые глаза сверкнули.

Когда люди просят меня описать Флейшмана, я всегда говорю, что он похож на молодого Мартина Ландау[22]времен «На север через северо-запад», но, пожалуй, Флейшман интереснее. Он такой же высокий, сухопарый, угловатый, но еще и одет с иголочки. Когда смотришь на него (он действительно так выделяется, что люди оборачиваются — и на улицах, и в ресторанах), кажется, что этот человек — знаменитость: или актер, или какая-то другая публичная персона, регулярно мелькающая на страницах газет и телеэкранах. Возможно, не такой симпатяга, как Брэд Питт, но держится с достоинством, осознавая, что он особенный. Да еще эти серо-синие глаза. Они так пристально на тебя смотрят, в них так много иронии. Они завораживают.

Эти глаза не раз губили меня.

Теперь-то я знаю, что нельзя попадать в ловушку этих глаз. Знаю свои недостатки. Недостатки нас обоих. Я в полной мере отдаю себе отчет, к чему может привести этот сверкающий и обволакивающий взгляд: мы набросимся друг на друга, за что потом будем себя же и презирать.

— Начнем, — нетерпеливо бросил он, когда я отвела глаза. — Поглядим, что тебе прислала старушка.

Нужно прямо сказать, Наташа Флейшман на «благотворительность» не поскупилась. Из пакетов, которые благоухали тонкими духами, мы вытащили дорогие вещи. Двухцветные кашемировые свитера, фантастические твидовые и клетчатые пиджаки, шелковые юбки и так называемую повседневную одежду, которая могла показаться повседневной только тем, кто появляется в свете исключительно на официальных приемах. Надев повседневный шик Наташи Флейшман, я бы почувствовала себя расфуфыренным ребенком.

И через несколько минут я уже критическим взглядом оценивала одежду с ярлыками «Прада» и «Диор». Проблемы возникли и с размером. Наташа Флейшман была выше и стройнее. Так что от брюк пришлось отказаться сразу. Я, правда, могла втиснуться в большинство юбок — разумеется, на вдохе.

Флейшман, который вроде бы уже начал терять интерес к процессу, выудил из одного пакета старомодное платье, облегающее, темно-бордовое.

— Слушай, его вроде бы носила моя бабушка. Я думаю, ты должна надеть это в первый день.

Я взяла у него платье, повертела в руках. На ярлычке стояла фамилия Мейнбокера, который в свое время действительно был великим модельером.

— Ну, не знаю…

На лице Флейшмана проступила обида.

— Почему нет?

— Потому что это не тот туалет, который надевают в первый день на работу. Если, конечно, ты не приглашенная звезда в «Шоу Дорис Дей[23]». Слишком он кричащий.

— Тебе и нужно выглядеть кричаще, — пробурчал он, откладывая платье в сторону.

В этом я как раз сомневалась. Платье была не только кричащим, но и облегающим — настолько, что все недостатки моей фигуры просто били в глаза. Взрослея, я растолстела. Стала одной из тех девиц, кому обычно говорят: «У тебя прекрасные карие глаза» или «Ты выглядишь, как Вайнона Райдер». В том смысле, что вылитая кинозвезда, только толстая. У меня были карие глаза и каштановые волосы, но на этом сходство с Вайноной заканчивалось.

Похудев, я гораздо больше стала напоминать Вайнону Райдер, но к тому времени она прославилась не кассовыми сборами, а кражами в магазинах.

— Не слишком обтягивает? — спросила я Флейшмана несколько минут спустя, появившись перед ним в более новом, черном, с отложным воротником платье от «Прада».

Флейшман критически оглядел меня с головы до ног.

— Приседания, — изрек он. — Неделя приседаний, и ты будешь выглядеть в нем на миллион долларов.

— Нет у меня недели, — напомнила я. — И потом, последний раз я приседала на уроке физкультуры в седьмом классе.

— Ладно, тогда можно три дня ничего не есть.

Я кивнула. Дельное предложение, если таким образом удастся втиснуться в обновки.

И вот что еще я могла сказать о Флейшмане. Мы познакомились ну очень давно, и он знал все о моей жизни. Знал, что на занятиях плаванием, когда я была маленькой, дети дразнили меня Дельфинихой. Вес был для меня мукой, но при этом и спасительным одеялом[24]. Жирной, вот какой я была. Мечта похудеть и появиться в школе стройной (я всегда представляла себе, что процесс похудания займет одну ночь), которую, по мнению всех, я лелеяла, на самом деле меня очень даже смущала. С тем же успехом лысый мужчина мог внезапно явиться на работу в парике.

А вот летом, закончив среднюю школу, я решилась. Сбросила сорок пять фунтов, и не тем способом, который могла бы кому-либо порекомендовать. Но ко времени отъезда в колледж я уже не выделялась габаритами. Никто и не догадывался, что моя вроде бы нормальная комплекция — всего лишь маскировка.

Поначалу Флейшман был единственным человеком в колледже, с которым я поделилась своей сокровенной тайной. Он знал обо мне все, понимал менталитет девушки, сидящей на диете, не смеялся над тем, что меня охватывала паника, если джинсы десятого размера вдруг начинали мне жать. Конечно, насчет еды я старалась держать себя в узде, но при этом частенько шла на компромиссы: скажем, говорила себе, что можно съесть за завтраком пончик (или два) с кремом, если потом весь день не притрагиваться к еде.

Флейшман такие компромиссы понимал.

— Ладно, показ моделей одежды закончен, — заявил он после того, как я примерила еще два наряда. — Я тебя приглашаю.

Я склонила голову.

— Куда?

Он сунул руку в карман и вытащил пачку денег.