Читать книгу "Красная Шапочка - Сара Блэкли-Картрайт"

Но легкие были другого мнения. Они сначала запротестовали, потом потребовали воздуха и наконец пригрозили взорваться.

Голова Генри появилась над водой. Он моргнул, стряхивая капли с ресниц. Потом посмотрел на берег — и снова моргнул, не веря своим глазам.

Приглашенные работники ушли.

И Питер вместе с ними.

Оставшиеся парни примолкли, оробело глядя на кузнеца. Вокруг стояла тишина, только на соснах неподалеку щебетала птичка. С берега сына манил взволнованный Адриен, но Генри старательно избегал его взгляда. И вместо того чтобы выйти из воды, резко поплыл к середине реки; все его мышцы горели, словно желая лопнуть.

Генри пытался бежать от ужасных воспоминаний о том дне, когда Питер покинул село.

Но даже доплыви он до края света, все равно из памяти не стерлась бы проклятая картина — отец, сильный и мужественный человек, льет горькие слезы над женщиной, которая лежит на дороге…

* * *

При виде насмерть перепуганного Генри Лазара Питера охватила тошнота. Совсем как в тот далекий-предалекий день. Он должен был уйти, не дожидаясь, когда Генри вынырнет. У Питера и причина нашлась — он сказал своим, что пора к ночлегу готовиться, палатку ставить.

И зачем только он вернулся в это село, где случилась ужасная беда? Много лет держался в стороне, и вот…

Питер яростно бил по колу, загоняя его в землю, и немудреная эта работа помогала разобраться в мыслях. «Меня ведь всегда влекло в Даггорхорн, — напомнил он себе — Но прийти я не решался. Не мог преодолеть страх…»

Он слишком любил ее. Любил такой, какой она осталась в воспоминаниях. Конечно, они тогда были детьми. Наверняка Валери уже совсем другая. Так что лучше оставить ее в покое. Просто хранить память о ней, как красивый гладкий камешек.

Когда Питер сел в телегу и поехал в Даггорхорн, он действовал как во сне, его будто влекла неодолимая сила. И странным казалось то, что здесь все осталось на прежних местах: каждое дерево, каждый поворот дороги. И все напоминало ему о девочке, той самой, с огромными зелеными глазами. И она сама тоже была здесь.

Валери действительно изменилась. Она не просто похорошела — ее красота причиняла боль.

Но лучше бы ему забыть о прошлом.

С лугов донесся звук рога. Конец обеденному отдыху, конец воспоминаниям. Пора снова браться за косу.

«Зачем я вернулся?»

* * *

Уставший староста делил людей на пары: женщины должны были утаптывать сено в телегах, а мужчины подавать его наверх. Густая борода Рива от жары стала жесткой, как стальная проволока. Валери посмотрела вперед, на шеренги тугих снопов, потом повернулась влево, к мужчинам, ища Питера. Он стоял в середине очереди. Его горящие глаза смотрели прямо на нее, и пространство между юношей и девушкой как будто раскалилось от этого жгучего взгляда. Валери, совершенно не думая, шагнула в сторону и пропустила вперед нескольких женщин, а потом вернулась в свою очередь. Она должна оказаться в паре с Питером.

Староста шел по проходу между женщинами и мужчинами, хлопая их по плечам, назначая пары. Твердая ладонь коснулась Валери, потом Питера, и хриплый голос пробормотал: «Ты и ты». Равнодушные эти слова для девушки были подобны волшебной музыке, вмиг создавшей между нею и Питером ощутимую связь.

Ее сердце бешено колотилось весь остаток дня, пока они работали рядом. И Валери с наслаждением бралась за сноп, который только что подержал в руках Питер.

Он больше ни разу не посмотрел на нее. Но ведь он рядом, и это значит гораздо больше, чем… Или Валери просто обманывала себя?

Жаль, что староста, подобно челноку, сновал между тружениками и не сводил с них глаз, так что не было ни малейшей возможности поговорить. Похоже, не одна только Валери заметила необычного гостя… или вспомнила его. Каждый раз, когда девушка пыталась наклониться, чтобы сказать с телеги несколько слов, кто-нибудь обязательно мешал этому.

День очень медленно клонился к концу, небо приобрело пыльный, серовато-зеленый оттенок. Староста был неподалеку, стоял на одной ноге, закрутив вокруг нее вторую, и ничего не упускал из виду. Его упитанная темная лошадь время от времени лениво моргала, тоже наблюдая за истосковавшимися по отдыху работниками, потому что больше ей нечем было заняться.

Но все же день закончился. К этому времени взрослые совершенно выбились из сил; безвольно повисшие руки продолжали сжимать орудия труда. Мало-помалу крестьяне приходили в чувство, собирались в толпу, похожую на стаю саранчи; тут и там даже звучал задорный смех, как будто им все нипочем. Дети затеяли играть в салочки — носились, хлопали друг друга, дергали за рубашки; юные тела быстро оправились после напряженного дня.

Пристроив на место последний сноп, Валери увидела, что Питер наклонился к своему мешку, явно собираясь уйти.

Сейчас — или никогда.

— Питер…

Он выпрямился, и его спина показалась девушке похожей на каменную стену. Потом Питер медленно повернулся к ней лицом и посмотрел прямо в глаза. Его взгляд пронзил Валери, как нож.

Не дав себе ни мига на колебания, Валери спросила:

— Ты меня помнишь?

Он сделал шаг вперед. К ней. И она почувствовала, как между ними вспыхнуло пламя.

— Разве я мог забыть?

Валери ослабела от счастья.

Над скошенными лугами разнесся звук рожка, подавая сигнал к началу праздника.

Питер еще мгновение-другое смотрел в глаза Валери, а потом повернулся и пошел прочь. Валери провожала его взглядом с телеги; вскоре Питер исчез за деревьями.

5

Ниже по реке кто-то из косарей ощипывал кур, небрежно бросая перья на землю. Других птиц уже жарили на костре, то и дело поворачивая длинный вертел. Сочный запах свежескошенной травы, уложенной не слишком аккуратными стожками, будил животные инстинкты, которым усталость ничуть не помеха.

Валери видела, как мужчины выставляют огромные бочки. Порожними они использовались для состязаний, их скатывали по склону холма — кто не трус, залезай внутрь да попробуй удержаться. В такой вот бочке однажды сидели Валери и Питер, прячась от взрослых. Весь внешний мир превратился тогда в неясный гул, с трудом пробивавшийся сквозь деревянную преграду, за которой, хихикая, сидели дети.

Воспоминания Валери о тех днях с Питером сосредоточились в один комочек, гладкий и приятный, как яйцо, которое держишь в кулаке.

«Разве я мог забыть?»

К старым воспоминаниям прибавилось новое.

Кто-то заиграл на флейте — и это была западающая в память мелодия. Отец Валери жевал в такт музыке, демонстративно глотая под трели.

— Полезно для пищеварения, — сообщил Сезар, качнув головой в сторону флейтиста.

За весь день Валери увидела отца в первый раз.