Читать книгу "Художник и его мамзель - Ольга Клюкина"

– Где он сейчас? – быстро спросила Люба.

– К старшему брату, наверное, уехал, в Тверь, чтобы тот ему сопли подтирал. Можешь не волноваться, в город он больше не вернется. Наконец-то он и сам понял, что ему сюда лучше не соваться. Проиграл, парень, и – привет, ищи себе другую поляну.

– А я и не волнуюсь, – сказала Люба дрожащим голосом.

Тени на стене беспокойно задвигались – должно быть, за окном поднимался ветер. У Любы сразу сон как рукой сняло.

Значит, Денис уехал в Тверь, к брату. Ну и хорошо. Пусть. Обидно, конечно, что он так с ней поступил, но хоть живой. Спит, наверное, где-то спокойно, сопит в две дырочки. Предатель…

Зато, опять-таки, на телефонных звонках экономия. Как отрезал. Надо было исчезнуть, он и исчез. Всем – полный привет.

«А вот возьму – и отомщу Денису за все, пусть знает…» – задохнулась Люба от ярости. У нее даже в глазах потемнело от желания срочно, немедленно что-то сделать, чтобы защититься от своей обиды.

– Хочешь, я сейчас за тобой такси пришлю? – окликнул ее Антон.

Люба уже открыла рот и вдруг услышала, как за стенкой кто-то стучит. Негромко и монотонно, как дятел. Это наверняка был Павлуша, больше в мастерских сегодня никто не оставался ночевать.

– Не хочу, – быстро сказала Люба и отключила связь.

Она лежала в темноте и дрожала всем телом, чувствуя себя самым несчастным, одиноким человеком на свете. В чужой мастерской было бесприютно, как в ночном лесу. Везде было одно и тоже: предательство, обман, подлость…

Конечно, когда-то она сама сделала глупость. Мама много раз говорила: нужно выходить замуж, не надо просто так, ничего из такой жизни не выйдет хорошего… И Денис тоже был не против, но она почему-то тянула, боялась потерять свободу.

Зато теперь – вот она, свобода, делай с ней, что хочешь. А маме как-то пришлось даже целую лекцию выслушать о том, что нельзя отставать от современной жизни и надо понимать, что сейчас у людей совсем другие представления, свободные…

Вот тебе и понятия: ни у кого ничего нельзя спросить, а тем более – в официальный розыск подать. Первый вопрос: а ты кто такая?

Деревья обступили Любу со всех сторон и опасно шевелили ветвями, которые были похожи не на узоры, а на неестественно длинные, тонкие руки.

Тук-тук-тук – вдруг снова послышался за стенкой четкий рабочий стук.

Наверное, Павлуше сегодня тоже не спалось, и он потихоньку сколачивал свои подрамники, думая, что его никто не слышит.

Тук-тук-тук…

Он был где-то рядом, работал, старался изо всех сил, как будто хотел сказать: эй, нам ли унывать?

Глава третьяОбнаженная натура

Люба пыталась сосчитать, сколько пар глаз на нее смотрят в упор, но всякий раз сбивалась со счету.

Впрочем, одни глаза она узнала сразу: они глядели на нее с ненавистью. Полина сидела в углу, сосредоточенно сдвинув брови, и быстро чиркала по листу бумаги карандашом. Чтобы волосы не загораживали лицо, она перевязала лоб каким-то пестрым платком и была похожа на разбойницу. По крайней мере сегодня в Полине проглядывало что-то задорное, лихое и даже по-своему привлекательное.

Встречаясь с ней взглядом, Люба всякий раз отводила глаза. И кто ее дернул на вчерашнем дне рождения прыгать голой перед незнакомыми бородатыми пьяницами? Вроде бы и выпила совсем немного… Хоть бы кто-нибудь остановил, что ли?

Сама-то Полина ведь раздеваться и вступать в дурацкое соревнование не стала.

Умная девушка. Или просто знает, что ей показать нечего? Но быть натурщицей, оказывается, тоже не сахар…

Люба страдальчески закатила глаза к потолку и постаралась отвлечься, подумать о чем-нибудь приятном. Но ничего не получалось. Стоять в одной и той же позе, не шевелясь, на самом деле было ужасно трудно. У нее даже колени дрожали от напряжения и, как назло, чесалось то в ухе, то во всем теле сразу.

И кто ее дернул за язык согласиться на такую работу? Легче трое суток в две смены за официантку и за посудомойщицу отпахать.

На стенке невозмутимо тикали большие часы, и с каждой минутой в душе у Любы нарастало дикое раздражение. На студентов, которые равнодушно скользили взглядами по ее обнаженным бедрам, плечам, животу и потом снова утыкались носами в свои листки. На Павлушу, который отдал ее на это поругание. На Полину, похожую на пиратку. На все эти белые гипсовые головы с открытыми ртами, на по крашенные зеленой краской стены… Все, все в этих стенах было против нее!

Но самим гадким из всех оказался все-таки старичок преподаватель.

– Неожиданные пропорции, – сказал он, беззастенчиво разглядывая обнаженную Любу. – Далеко не античный вариант, но куда деваться. Приходится соглашаться на все.

– Почему это – не античный? – с обидой спросила Люба, пользуясь тем, что в этот момент они разговаривали с глазу на глаз.

– Слишком широкие бедра и плечи, короткие ступни, да и ноги могли бы быть на несколько сантиметров длиннее, – забормотал старичок. – Крестьянская фактура.

На себя бы лучше посмотрел, заморыш! Туда же… Сам уже почти ослеп и согнулся в три погибели, а все еще о женской красоте пытается рассуждать.

Впрочем, в художественном училище и молодые люди, студенты, тоже были какими-то замороженными.

Никто «прежде не смотрел на ее тело с таким откровенным равнодушием, без всякого любопытства, как будто она на самом деле была гипсовой болванкой, пустой формой.

Прежде даже у сдержанного на эмоции Дениса, когда она раздевалась, загорались глаза. А этим – что надо? Что за люди?

Люба всегда считала, что как раз с фигурой ей повезло: узкая талия, широкие бедра, высокая грудь – все, как надо. Девчонки в школе говорили, что ей бы надо в рекламных роликах сниматься, какой-нибудь гель для душа рекламировать.

А для этих, видите ли, то крестьянская фактура, то цветовое пятно. Слова доброго ни от кого не услышишь.

Денис просто с ума сходил от ее маленькой родинки на ягодице.

Люба покосилась на рисунок студента, который сидел к ней боком, ближе всех. Все ее тело было расчерчено на маленькие заштрихованные квадратики и было похоже на телеграфную вышку. Юный расчленитель! И чему их здесь только учат?

До звонка оставалось несколько минут, и Люба собрала в кулак все свое терпение. Ее тело здесь безжалостно грабили, растаскивали по квадратикам и кусочкам, и с каждой минутой снижали ценность того, что еще недавно казалось несомненным сокровищем.

Сегодня Люба с благодарностью вспоминала даже пьяные, взволнованные речи Сергея. Вчера она была королевой. А теперь?

Неожиданно скрипнула дверь, и в кабинет с извиняющейся улыбкой вошел… Павлуша.

К этому визиту Люба почему-то была совсем не готова. Она вздрогнула и с трудом сдержалась, чтобы не заслонить себя двумя руками. Но вместо этого сделала непроницаемое, каменное лицо и уставилась на минутную стрелку.