Читать книгу "Под ручку с мафией - Марина Серова"

В прихожей что-то зашуршало, стукнуло. Легонько чмокнула закрывшаяся дверь. Сергей и ухом не повел, и я, глядя на него, решила не обращать внимания.

— Въезжаю я и, пожалуй, согласна. Согласна на то, что вы используете меня, а я попользуюсь вами.

— А-а! Отлично! Так дела и делаются!

Он был явно доволен.

— Но у меня есть условие.

— Выкладывай.

— После всего мне нужно будет кое о чем расспросить этого «змея».

— Если захочешь — сама, а если надо будет — поможем. Но и у меня есть условие. После своего расспроса ты забудешь о нем так, что больше не вспомнишь нигде и никогда. И о деле нашем забудешь тоже.

— С удовольствием!

— Живи спокойно. А как все дозреет, мы не прозеваем, подойдет к тебе человек, тоже Сергей, и если предложит наточить нож, то ты его не опасайся, ладно?

— Ладно, Сергей.

Он встал, запахнул плащ. Выходя, обернулся:

— Удачи тебе, Ведьма!

* * *

Ведьма побродила немного по опустевшему дому, в одиночестве позволив себе растеряться. Вроде ничего и не произошло. И только нож в светлых кожаных ножнах напоминал мне о пережитом приключении. Даже в «Вену» идти было еще не поздно, хотя уже не хотелось. Сейчас нужно бы подумать, чтобы не брести вслепую, получая на каждом шагу затрещины, но голова была на удивление пустая.

Я плеснула себе в тонкий бокальчик хорошего коньячка, зажевала благородный напиток горстью орешков. Бросила в сумочку нож, а оттуда достала мешочек из мягкой замши. Кости. Сейчас единственные мои советчики.

5+20+27: «Близятся трудности, но вы сумеете овладеть ситуацией».

И утешители. Спасибо.

* * *

На улице, несмотря на яркое солнце и безоблачное небо, было холодно. Лужи на асфальте подернулись ледком, и дул неприятный ветер. Пришлось запахнуться и затянуть пояс. На проспект мне выходить не хотелось, и, недолго думая, я двинула по боковой. А еще через некоторое время натянула и капюшон. Стало еще лучше, обзор, правда, сократился. Поэтому я не заметила Аякса — пропитого престарелого голодранца, к которому питала необъяснимую симпатию и ссужала время от времени мелочевочкой «на поправ души» — по его выражению. А он, в благодарность, ссужал меня разного рода уличными новостями, среди которых встречались и любопытные, и полезные.

— Танька, Танька, Танька, Та-анечка! — услышала я прямо над ухом негромкое пение. Здравствуй, красавица моя!

Седые, всклокоченные лохмы, седая щетина на лице морковной красноты. Вениамин его имя.

— Здравствуй, Венечка!

— Идет, гляжу, Танька, не узнает. Гордая, как царица Савская.

— Ох, Аякс, что-то не до шуток мне сегодня. Настроение не то.

— Влюбилась, царица ты моя ненаглядная!

Он достал руки из карманов грязного пальто, хлопнул в ладоши.

— Не печалуйся, твой будет, куда ему деться, скотине этакой!

Не выдержала я, рассмеялась его неподдельной жизнерадостности, а он даже сплясал что-то от удовольствия.

Проходящая мимо нахмуренная матрона, дородность которой увеличивала шуба роскошного искусственного меха, шарахнулась от нас в сторону, зацепилась ногой за выбоину на асфальте. Аякс мгновенно порхнул к ней, поддержал за локоток:

— Осторожнее, мадам, не дербанитесь!

Вконец шокированная мадам замахала на него руками и быстро засеменила прочь, дробно стуча каблучками.

Я смеялась в голос, а Аякс кричал ей вслед:

— Мадам, следите за дорогой, берегите тело!

— Ну, ты хам, Венчик! — попеняла я ему, когда он вернулся.

— Отвечу тебе, Танька, двояко. — Он многозначительно поднял вверх палец: — «Не судите и не судимы будете!» — раз, «Вынь прежде бревно из своего глаза!» — два.

— Ох, Аякс, мне сегодняшним утром только Святого писания не хватает!

— Потому и произнесено-о! — протянул он басом на дьячий манер и тут же, без перехода, противным, ерническим козлетоном:

— Танек, дай червончик, душа горит!

Надо дать, чтобы талант его скомороший не погиб от похмельного синдрома. Развеселил он меня, почти в норму привел.

— Спасибо! — он важно кивнул лохмами и, посерьезнев, тихо произнес: — А теперь слушай, что скажу. Помнишь Ирку, которая проституткой у Никиты работает? Ну, ту самую, что летом менты таскали за наводку? После того, как черножопых грабанули? Вспомнила? Ты ей тогда помогала еще чем — то, вытаскивала? Не мое, конечно, дело, но слухом земля полнится.

Вспомнила я ее. Действительно, помогла я тогда девчонке, осталась она на свободе.

— Так вот, Ирка недавно хвалилась хозяйке своей, у какой комнату снимает, что переходит на самостоятельную работу. Дескать, скандал большой у «крутых» пошел, чубы трещат у каждого второго. И Никиту ее смахнули. А грызутся-то вроде промеж себя свои, внутрисемейно, смекаешь? И чего это они, а? Ну, ладно, ты ничего не слышала, я тебе ничего не говорил, чава!

И Аякс, круто развернувшись, быстро удалился, приплясывая на ходу. Пальто его, колоколом расширявшееся книзу, болталось из стороны в сторону.

В «Вене», как всегда в это время, чинно, тихо и очень чисто. Посетителей было мало, и Станислава я увидела от дверей. Он сидел за столиком у окна и тупо глазел на окружающее через хрустальной прозрачности стекло.

— Татьяна! — обрадовался он мне. — Наконец-то!

— Мух принес? — спросила я, глянув на него с нежно-грустной улыбкой.

— Я нес в коробочке, но у меня их взяли поглядеть и упустили.

Я фыркнула носом, чтобы не рассмеяться.

Какой-то он сегодня утомленный, пожеванный, не то что вчера. Спал, что ли, плохо? Я снилась. И что же мы с ним в его сне делали, если он так приустал?

— Чем будешь поить даму, мухолов?

— Кофе, как договаривались.

— Какой же кофе без мух?

— Шампанского? — предложил он, поразмышляв.

— Чересчур аристократично, с утра-то! — наморщила я нос.

Станислав сбегал к стойке и быстренько принес два коньячных коктейля. Кофе, правда, принес тоже.

Он начал с кофе, а я, удалив из бокала соломинку, глотнула крепкого.

«Танечка, — сказала я себе, — прикинься паинькой, пьющей с утра, на пустой желудок, коньяк!»

Станислав с интересом наблюдал за мной, а я соображала, потупив очи, с чего начать. Давить на него мне не хотелось по двум причинам. Во-первых, связь его с шантажистом была настолько крепкой, что напоминала собачью преданность. Чем же иным объяснить факт, что вчера он моментально сдал меня, свою избавительницу? И преданность эта, скорее всего, основывается на страхе. А страх — средство мощное, для многих почти непреодолимое, дави на них не дави.