Читать книгу "Код знали двое - Марина Серова"

– Да, я тоже об этом подумала, – ответила ему, отдавая назад распечатки.

– Ну и хорошо… – пробормотал он, размышляя о чем-то своем.

После недолгой паузы я узнала, о чем он размышлял.

– Одно мы с вами не продумали!

– Что же?

– Как вы вышли на Владимира Львовича?

«Наверняка предложит тот же вариант, что я озвучивала его племяннику», – подумалось мне, и я терпеливо ожидала подтверждения.

Но Сергей Петрович с надеждой посмотрел в мою сторону. Значит, теперь мой черед изображать задумчивый вид. Наконец меня «озарило»:

– А если сделать так: я, якобы размышляя над тем, что делать с альбомом, посмотрела пометки в ежедневнике моего покойного мужа. Увидела номер телефона, рядом – пометка «марки» и имя-отчество. Решила позвонить.

– Все гениальное – просто! – обрадовался Фролов. – И главное, никаких лишних вопросов. Впрочем, вряд ли Владимира стало бы интересовать…

Он запнулся, не договорив.

– Ну, вроде все решено, – подвел итог клиент, вставая.

Встала и я, прихватив альбом.

– Аккуратнее с ним, – предупредил меня на прощание Сергей Петрович, – конечно, особо ценных марок я вам не дал, но тем не менее чтобы выглядело убедительнее, пришлось кое-чем рискнуть…

– Не волнуйтесь, все будет в порядке.

Подарив на прощание очаровательную улыбку, я шагнула в сторону лифта. Стальная дверь лязгнула за моей спиной.

* * *

Моя «девятка» со скоростью краба ползла по узкому проулку. Скорость движения объяснялась тем, что проулок оказался длинным и многолюдным. Пешеходы обтекали мою машину с двух сторон. Так продолжалось несколько минут, пока я не оказалась во дворе нескольких домов. Старый квартал тотчас напомнил виденный недавно в популярном телесериале. Прямо один в один! Те же желтые стены, пятиэтажным прямоугольником обрамляющие площадь внутреннего двора. Где это снимали? В Питере, кажется.

Прямо по курсу стояло несколько машин. Рядом с ними я припарковала и свою ласточку.

Прошлым веком так и тянуло от этой застройки. Лишь пластиковые окна да домофоны говорили, что жители «коробок» живут в современности. На той, что нужна была мне, домофона не было. Кодовый замок имелся, но дверь, как часто бывает, была открыта настежь по случаю летней жары. А еще застопорена в таком положении с помощью кирпича.

Лифту быть в подъезде не полагалось, да меня это и не очень огорчило. Широкая лестница быстро привела на третий этаж. Я посмотрела на часы – без трех минут час. Вполне можно звонить.

Что я и сделала без тени колебания. Звонка, против ожидания, не услышала. Постояв немного, я на всякий случай потянула ручку. Дверь оказалась незапертой, и я зашла в квартиру. Огромный коридор и паркетный пол – вот первое, что я увидела. Затем поймала свое отражение в зеркале трюмо. Оно мне понравилось. На всякий случай поправила челку и громко позвала:

– Владимир Львович!

– Заходите, – раздался ответ из глубины квартиры. – Тапочки у вешалки.

Я послушно переобулась и, держа под мышкой альбом с марками, двинулась по коридору. Хозяина я обнаружила в комнате справа.

Облик Кушинского совершенно не совпал с моим заочным представлением о внешности этого человека. Еще до визита я нарисовала в своем воображении портрет: такой вот седой сгорбленный старик с отрешенным взором, болтающий что-то сам себе. Напротив, Владимир Львович оказался вполне статным мужчиной, с неким таким благородным шармом во внешности. Его серые глаза смотрели живо и весело, в них читался ум.

– Удивлены? – заметил он, улыбаясь. – Думали, сушеную мокрицу встретите?

Мимолетного смущения я скрыть не смогла и весело рассмеялась.

– Не вы первая, – махнул рукой пенсионер. Тут же спохватившись, добавил: – Присаживайтесь вон в то кресло, там вам будет удобно.

Насколько я успела рассмотреть, интерьер квартиры был вполне современным. Мягкое кожаное кресло приняло меня, хозяин сел напротив.

– Меня зовут Владимир Львович. Вас?

– Татьяна Александровна Иванова.

– Очень приятно.

– Взаимно.

Еще задолго до того момента, как я села в кресло, меня терзала неугомонная мысль – собственно, что же мне делать? Идти по сценарию «Петров – Фролов» или же…

Вот это самое «или же» пока никак не рождалось в моей голове: ни к тому моменту, как я переступила порог квартиры Кушинского, ни сейчас. А я на это очень надеялась, поскольку в этом для меня как раз и был смысл визита.

– Татьяна Александровна?

– Ах да, простите, – спохватилась я. Напротив сидел человек и явно ждал от меня объяснения цели встречи.

Я быстро выдала байку про разбившегося мужа и оставшиеся марки. Пока я говорила, серые глаза внимательно следили за мной. Серьезно, без тени эмоций. Лишь в одном месте моего «правдивого» повествования Владимир Львович сочувственно вздохнул – когда я упомянула о кончине «благоверного».

– Детей сколько? – спросил он.

– Не успели, – ответила я.

– Ладно, давайте ваш альбом, – протянул руку хозяин квартиры.

Пока он перелистывал страницы, я внимательно наблюдала за ним. На одной он задержался и, как мне показалось, чуть нахмурился. После этого довольно бегло пробежал остальные и, улыбнувшись, вернул его мне.

– Интересные марки есть, если мы сойдемся в цене, я готов купить. Но также могу предложить вам следующее: некоторые марки из вашего альбома поменять на свои. Вдобавок дам вам информацию, кому они могут быть нужны. От этого обмена, ручаюсь, в деньгах вы только выиграете.

– Мне нужно подумать.

Ответ был запланирован при любом раскладе нашей беседы. В самом деле – распоряжаться чужим имуществом я не могла.

Он встал из кресла, достал из стенки альбом и вновь сел, поинтересовавшись:

– А может, вы хотите посмотреть что-то из моей коллекции?

Как мне показалось, во взгляде скользнула легкая настороженность.

– Вы знаете, в марках я мало что понимаю, – абсолютно честно призналась я, – если так, ради любопытства…

Я листала альбом, а Кушинский наблюдал за мной. Увидев «Салют», я невольно остановилась.

– Скажите, много вам заплатил Фролов? И зачем, на самом деле, он вас послал?

Вопросы должны были пристукнуть меня на месте. Наверное, мне следовало втянуть голову в плечи, подхватить «свой» альбом и опрометью броситься бежать. Второй вариант – сделать удивленно-честные глаза или обидеться. После чего с пеной у рта доказывать подозрительному пенсионеру, что он не прав.

Ни один из этих путей я не выбрала. Наоборот, меня словно отпустило – потому, что не было больше необходимости врать.