Читать книгу "Тень всадника - Анатолий Гладилин"

У Джека на первых местах были:

Эля,

тренировки,

теннис,

телевизор,

фотографии (он их здорово делал, с художественным вкусом, мог бы сменить специальность!),

обед,

и уж потом, на ночь глядя, Дженни.

В ее романах до замужества (после - лишь увлечение кентавром, "ягуаром" Робертом) она, конечно, главенствовала, романы ей нравились неопределенностью, напряжением, в романе до финальной точки не ясно: ты победила или проиграла? Но стоило мужику "отовариться", вдоволь "наесться", как он утыкался в газету, телевизор, книгу, садился на телефон или убегал по каким-то своим собачьим делам.

Сколько прошло, месяц или больше? Каждый вечер она дома, ужинает с Тони. Забыты культпоходы в гости, на концерты, в кино. Дженни возвращается с работы и попадает в театр одного зрителя. Ему интересна только она. Дженни подозревает, что ужин для Тони - повод сидеть и смотреть на нее. А ей интересно с ним разговаривать. И она ему выболтала много интимных подробностей из своего прошлого. Болтун - находка для шпиона, n'est ce pas Тони? Но как устоять, когда этот оболтус гипнотизирует ее влюбленными глазами. Никогда ничего подобного Дженни не испытывала.

* * *

- О'кей, налей мне полрюмки коньяка. Зачем ты меня спаиваешь? Ладно, мне самой приятно. Естественно, ожидала вопроса: приятно ли с другими? По обстоятельствам. Нет, замужем я была девочкой-паинькой. Вот до замужества... Это у вашего поколения очень серьезное отношение к сексу. Вернее, наоборот, сначала высокие принципы, мораль, а секс - нечто постыдное, о нем в приличном обществе не говорят. Теория стакана воды? Как ни странно, знаю: Коллонтай и эта, как ее, кокотка революции, Лариса Рейснер, комиссарша в пыльном шлеме. Образованна? Я? Что есть, то есть. Книги читала. Не похоже? "Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав, к сожалению, трудно. Красавице платье задрав, видишь то, что искал, а не новые дивные дивы. И не то чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут, но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут - тут конец перспективы". Угадай с двух раз. Элиот? Мимо. Кто? Да, с русской поэзией у тебя, профессор, туго. Бродский, Иосиф Бродский, нобелевский лауреат. Так вот, когда я была мелкая - извини, жаргон - ну, маленькая, 15-16 лет, наше поколение совершило Великую Октябрьскую Сексуальную Революцию. Секс для нас удовольствие, физиология, спорт, полезно для здоровья... Жду реплики. Правильно, профессор, сжигает лишние калории. "Не забуду мать родную и столовую самообслуживания на Вилшер-бульваре". Выколи на груди. Так вот, продолжаю. Я могу тебе рассказать, не краснея, как я спала с каким-нибудь мальчиком. Ты - не сможешь. Не спал с мальчиком? Охотно верю. Пауза. Жду вопроса. Стоп. Пишу его на салфетке, закрываю тарелкой. Итак, сколько их у меня было, мальчиков? Отодвинь тарелку, читай. Медиум, угадываю мысли. Двести пятьдесят? Фу, за кого ты меня принимаешь? Я пыталась бить рекорд Латвии в беге на 80 м с барьерами, но не в этом жанре. Тридцать. Ну, тридцать пять. Так тебе все и докладывай. Могу иметь свои тайны девичьи? Между прочим, с тебя очередная новелла. Или лекция. Как скажешь. На любую тему. Пользуюсь случаем повысить свой культурный уровень. После горячего у кого-то будет заплетаться язык и кого-то надо будет укладывать спать. Со мной, конечно, не с чужой теткой. Я дочитала "Евангелие". Про автора никогда не слыхала. Был в моде? Для нас шестидесятые годы - как средние века. А Робеспьер мне понравился. Тридцать шесть лет - и такая усталость от жизни! Сен-Жюст? Суровый чувак. Герой не моего романа. Кстати, неужели он совсем не знал женщин?

- Их было много у него, - сказал Тони и почему-то смутился. - Как у тебя мальчиков.

- В книге написано...

- В книге он обрисован точно. Но таким он был до Девятого термидора.

- Позвольте, профессор! Девятого термидора его казнили на Гревской площади.

- А наполеоновского маршала Нея расстреляли в 1815 году. Однако есть свидетельства, что маршал Ней дожил до глубокой старости в спокойствии и благополучии. Вместо маршала Нея расстреляли уголовника, тело положили в гроб, накрыли маршальской шинелью. Для чего такая инсценировка? Надо было для острастки наказать изменника Нея, но убивать самого популярного маршала Франции? Могли быть волнения в армии. Волнений не произошло, и все остальные наполеоновские маршалы ладили с Реставрацией. Доказательств у истории нет, это гипотеза. Такая же загадка с Сен-Жюстом. В ночь на девятое термидора его арестовали в парижской ратуше, но отвезли не в Консьержери, а в Шотландский лицей у Монтрейских ворот, превращенный в тюрьму. Есть гипотеза, согласно которой в Шотландском лицее Сен-Жюста опоили каким-то снадобьем и в бессознательном состоянии куда-то умыкнули. Утром гильотина - не на Гревской площади, на площади Революции, теперь это Concorde - отрубила голову другому человеку, внешне похожему на Сен-Жюста. Нашли какого-то глухонемого...

- Кто нашел? Кому это было нужно?

- Мы вступаем в область легенд, фантастических предположений, которые невозможно проверить строго с научной точки зрения.

- Тони! Наука меня не колышет. Сказала бы резче, да боюсь шокировать профессорский слух... Я хочу легенды и тайны. Пожалуйста!

- Понимаешь, якобинский террор создал беспрецедентную в истории карательную машину. Эту технику полицейского сыска потом использовали многие режимы в разные эпохи, Сен-Жюст был начальником Бюро общего надзора полиции. К тому же он обладал исключительной памятью. Живая картотека или, как бы сказали сейчас, компьютер. Кому-то могло понадобиться для дальнейших интриг.

Теперь Дженни не пыталась ловить его взгляд. Наступил редкий момент, когда Тони на нее не смотрел, то есть он смотрел в ее сторону, но кто-то очутился между ними, и этого, видимого только ему, профессор разглядывал. Такова была его манера читать лекцию, вживаясь в образ...

- Наверняка применяли особые препараты, действующие на психику. Пластические операции лица делать давно умели. И что-то еще, то, что мы презрительно называем черной магией, рецепты которой до сих пор не разгаданы. Ладно, для тебя важны тайны и легенды. Мой рассказ по документальному материалу, по дневниковым записям одного безвестного кавалерийского офицера, который после тяжелой контузии потерял память. Дневники могут показаться бредом сумасшедшего, но в них множество любопытных открытий. Совпадений с реальностью. В любом случае доказано, что у этого молодого капитана был роман с Жозефиной Богарне.

- Это что за баба? - не выдержала Дженни.

- Что за баба? - Тони усмехнулся, и его усмешка адресовалась не Дженни, а тому (той?), кто их сейчас разделял. - По мнению историков, самая красивая баба восемнадцатого века, первая, нет, пожалуй, вторая куртизанка Парижа и, между прочим, будущая императрица Франции.

II. ЖОЗЕФИНА БОГАРНЕ

Получив эскадрон и поселившись в кавалерийских казармах, я все время проводил в манеже и на учениях. Было очевидно, что после длительного лежания в госпитале я потерял профессиональный навык, поэтому, отпустив к вечеру солдат на отдых, я скакал на коне по дорожкам Венсеннского леса, пока совсем не темнело, или фехтовал в манеже с офицерами. В свою комнатушку на третьем этаже я поднимался на ватных ногах и падал замертво в незастеленную кровать. Утром болели руки, ноги. Над корытом с холодной водой я смывал лошадиный и человеческий пот (запах пота меня преследовал!), доставал из развалюхи-шкафа чистую рубашку (о моем белье - за умеренную плату - заботилась маркитантка), и день начинался, как обычно.