Читать книгу "Пока гром не грянет… - Марина Серова"

Все так же на ощупь, я добралась до противоположного угла. Мои слепые блуждания по темному чердаку не дали абсолютно ничего! Я тихо выругалась и пошла вдоль стены, стараясь нащупать что-нибудь вроде проводки, которая могла бы идти к предполагаемой лампочке. Неожиданно я почувствовала под ногой что-то похожее на металлический лист. Небольшое квадратное углубление вполне могло быть люком. Я наклонилась и ощупала предполагаемый путь к спасению. Вот две петли и ручка, за которую скорее всего люк открывался.

Слева находилось что-то вроде щеколды. Ура! Без замка!

Я отодвинула щеколду и дернула люк на себя — никакого результата. Похоже, его уже давно никто не открывал! Я дернула сильнее, точнее — что есть силы — и оказалась на полу, держась при этом за ручку крышки, которая с совершенно умопомрачительным грохотом открылась. В образовавшееся квадратное пространство сплошным потоком хлынул яркий свет, на который мне в первый момент было просто больно смотреть — так успели привыкнуть мои глаза к темноте.

Я встала, отряхнулась и, подойдя к люку, осторожно заглянула в него. Внизу, на расстоянии примерно десяти метров, был зрительный зал, и мне лишь оставалось преодолеть эту высоту. Сущая ерунда, конечно, если под рукой есть какая-нибудь мало-мальски крепкая веревка.

Я оглянулась по сторонам. Свет, идущий из открытого люка, позволил мне наконец-то рассмотреть место моего заточения. Как я и предположила с самого начала, это чердачное помещение использовали то ли как запасную реквизиторскую, то ли просто в качестве склада для отработанного театрального мусора. Недалеко от меня стоял какой-то большой короб с крышкой. Открыв крышку и разогнав руками столб поднявшейся пыли, я заглянула внутрь — там были только тряпки. Какие-то платья, пиджаки, даже один фрак. Никаких веревок!

Я попробовала на прочность одно из платьев (по фасону оно напоминало то самое, в котором Наташа Ростова явилась на свой первый бал). Вполне еще крепкое, меня выдержит! Выбрав наиболее надежные, на мой взгляд, вещи, я принялась вязать из них что-то вроде каната. Подобными канатами в кинобоевичках обычно пользуются убегающие из тюрьмы заключенные. Навязав таким образом около шести метров, я решила, что с оставшихся четырех вполне смогу спрыгнуть.

Я снова подошла к люку и прислушалась: тихо.

В зале никого не было. Тем лучше. Честно говоря, меня не порадовал бы факт обнародования моей неудачи с неизвестным человеком. Привязав моток связанных платьев к ручке люка и подергав его для надежности, я сбросила этот самодельный канат вниз. Взявшись руками за края люка, я спустила ноги, крепко обхватив ими канат.

Здорово все-таки, что на мне брючный костюм!

Хороша бы я была в мини-юбке. Зрелище, прямо скажем, суперэротическое — голые ноги, спускающиеся из люка в потолке зрительного зала.

Я аккуратно взялась руками за импровизированный канат, отпустив края люка. Канат меня держал, и я начала спускаться. Использование подобных «лонж» входит в обязательную программу подготовки любого спецназовца. Поэтому спустилась я быстро и, надеюсь, красиво.

Пока я спускалась, я успела осмотреться. Это оказалось помещение малой сцены, то самое, где репетировали Скоробогатов и компания. Безумная планировка! Никогда бы не подумала, что окажусь именно над ним! В данный момент в зале никого не было. Видимо, режиссер и актеры куда-то вышли. Но, увы, недалеко — когда до пола оставалось каких-то четыре метра, входная дверь открылась, и в зал вошла вся честная компания, которую я оставила здесь всего каких-то сорок минут назад.

Впереди шли супруги Скоробогатовы, за ними следовали Аркадий и Годецкий. Войдя в зал, все четверо остановились, в недоумении уставившись на женскую фигуру, висевшую на связке старого костюмерного реквизита. Немая сцена длилась около минуты, в течение которой их взгляды были прикованы к моей скромной персоне. Я же не придумала ничего лучше, как улыбнуться, помахать им рукой и спрыгнуть.

Удачно приземлившись, я спокойно оправила пиджак и направилась к моим нанимателям.

— А вот и я! — произнесла я совершенно идиотскую фразу. Интересно, а что сказали бы вы на моем месте?

После некоторой паузы Скоробогатов ответил, почему-то судорожно сглотнув:

— Очень хорошо! А то мы вас потеряли. Думали, что вы с нами пойдете обедать!

— Я решила осмотреть помещение театра! — ответила я.

— Ну и как? — спросил меня Скоробогатов.

— Замечательно! Только вот заблудилась немного… — сказала я. И пожала плечами.

— А что вы делали на нашем чердаке? — осмелилась наконец спросить меня Алевтина Павловна.

— Можно сказать, что я там оказалась случайно! — Мне совсем не хотелось говорить этим людям, что меня там заперли.

— И вы решили спуститься таким образом? — не унималась Алевтина Павловна.

— Стараюсь поддерживать себя в форме!

— И тренироваться у нас в театре?

— Да что вы пристали к девушке! — раздался голос Годецкого. — Если ей хочется путешествовать по вашему театру таким способом, почему бы и нет? Все хорошо! Георгий, давай лучше еще раз пройдем по тем сценам, о которых я тебе говорил.

— Да, да! — закивал Скоробогатов. — Давайте!

А то до вечера не успеем!

— Вы уж, Женечка, больше никуда не выходите без нас! — сквозь зубы процедила Скоробогатова. — А то неизвестно откуда вас еще придется доставать!

Я подавила в себе острое желание съездить ей по физиономии. Но сдержалась — клиентка все-таки…

Глава 4

После репетиции я проводила Алевтину Павловну до ее уборной — это была именно та комната, в которой я уже успела побывать. За время моего отсутствия здесь на первый взгляд ничего не изменилось. Но только на первый. На столике около зеркала рядом с разномастными флакончиками и пудреницами лежал трупик белого голубя. Без головы. Из перерезанной шеи прямо на пуфик равномерно, капля за каплей, стекала голубиная кровь.

Увидев эту картину, Скоробогатова вначале просто остолбенела. А потом тишину театральных коридоров разорвал ее отчаянный истерический крик.

Мне стоило немалых трудов ее успокоить. К тому же в уборной, кроме этого злосчастного пуфика, безнадежно испорченного голубиной кровью, не было ни одного стула. То есть посадить несчастную испуганную женщину было абсолютно не на что!

В конце концов я вывела ее из комнаты в коридор, где Алевтина Павловна продолжала истошно вопить. Поток децибелов, исходящий из ее глотки, мне удалось остановить только старым, уже много раз проверенным способом. Я дала ей несколько сильных пощечин, после чего Скоробогатова кричать перестала, но продолжала тихо всхлипывать.

На ее крик по коридору уже несся не на шутку встревоженный супруг. Волосы его растрепались, борода всклокочена. Наверное, он, бедный, несся так от самой сцены! Господи, неужели и там было слышно?