Читать книгу "Смерть автора - Мария Елиферова"

Письмо Лилиаиы Грей, киноактрисы,

написанное 28 апреля 1913 года

Милая Вера,

видела бы ты, что творилось вчера на съёмках! Я имею в виду нашего неподражаемого Микеша. «Блестящий мадьяр» пошёл гримироваться, и вдруг раздаётся дикий вопль, Микеш пулей выскакивает из гримёрной, летит прямо к мистеру Беркли — а тот, как на грех, в это время велел сварить себе кофе. Только машинистка принесла ему поднос с дымящимся кофейником, как врывается Микеш и с воплем: «Это вы всё нарочно подстроили!» — хвать кофейник и — ну, ты представляешь себе, что такое разъярённый мадьяр, это даже не итальянец. Мистера Беркли пришлось поливать холодной водой из графина; к счастью, ожоги не слишком серьёзные, потому что большая часть кофе попала на стену. Но у меня, ей-богу, волосы встали дыбом, когда я побежала посмотреть, что же так взбесило Микеша. Представляешь себе, в гримёрной на полу валялись рассыпанные жёлтые розы, а на столике раскрытая книга — «История пыток» с раскрашенными картинками во всех подробностях! Кто-то, видно, прислал её Микешу, потому что рядом лежала разорванная подарочная обёртка. Самое возмутительное, что на книге была надпись — я списала её на бумажку, вот что там было: «Дорогому Имре Микешу с наилучшими пожеланиями и надеждой, что эта книга расширит его кругозор и доставит ему немало приятных минут». Так прямо и написано! Не знаю, какой ненормальный это прислал, но переполох в студии был порядочный, и всё из-за Микеша. Мистер Беркли грозится урезать ему гонорар; уволить он его не может, ведь часть фильма уже отснята, и другого исполнителя на главную роль сейчас вряд ли найдёшь. Студия кусает локти, Микеш дуется, а кое-кто из актёрского состава хихикает. Такие дела.

Твоя Лилиана

Ответ Веры Кордофф

театральной актрисы, от 1 мая 1913 года

Здравствуй, Дэйзи!

О шутке, сыгранной над Микешем, я прочла вчера в газете; честно признаюсь, что я не разделяю всеобщего возмущения по этому поводу. На мой взгляд, Микешу недурно утёрли нос. Давно пора было сбить с него спесь. Подумаешь, сыграл Тамерлана! Выходка с «Историей пыток» — просто прелесть. Я имела счастье или несчастье играть вместе с ним в оперетте «Граф Монтекристо» и могу подтвердить, что это форменная пытка. Ручаюсь, поэтому он и взбесился. А впрочем, он не много потерял — он же получил дополнительную рекламу.

Не могу привыкнуть звать тебя Лилианой. Как много воды утекло с тех пор, когда мы с тобой вместе дебютировали в «Соборе Парижской богоматери»! Как там твоя роль Белинды? Надеюсь скоро увидеть тебя на кино-экране.

Всегда твоя Вера

P. S. Ничуть не удивлюсь, если книгу ему прислал сам Мирослав-боярин, о котором сейчас столько толков. Это было бы б его стиле.

Из журнала The New Age, № 18/1913

НЕОБЫКНОВЕННЫЙ УЖИН МЭТЬЮ АРЧЕРА,

или Как опасно быть литературным критиком

Наш постоянный автор Мэтью Арчер неоднократно просил Алистера Моппера, удвоившего свою литературную славу после переиздания романа, представить ему Мирослава-боярина — или же того, кого писатель за него выдаёт. Недавно Моппер любезно согласился. 3-го числа он пригласил Арчера в ресторан «Континенталь Нуво» в Сохо, обещая привести туда и своего героя. Мы печатаем отчёт Арчера с некоторыми сокращениями.

Я прибыл в ресторан уже после захода солнца, поскольку мистер Моппер указал весьма позднее время встречи. Едва я зашёл в полутёмный зал, как сразу же увидел писателя — он сидел у стены в дальнем углу, и рядом с ним был какой-то худощавый господин с длинными волосами. Когда я приблизился и поздоровался, Моппер отрекомендовал мне соседа по столику как своего друга Мирослава Эминовича.

— Очень приятно, — сказал я, пожимая его руку, — Мэтью Арчер.

Мистер Эминович — в дальнейшем он выразил пожелание, чтобы я называл его просто Мирославом, — весьма оживился, услышав моё имя.

— А, так вы тот литературный критик, с которым мне предстоит беседа? Что ж, занятно, — улыбнулся он. У него довольно необычное лицо; черты его крупные, но лишённые резкости, мягко обрисованные. В нём есть что-то от Генри Филдинга, если только позволительно вообразить себе Филдинга с усами. Однако выражение этого лица не столь благодушно. Одет он был хорошо, хотя и странновато: на нём был шевиотовый костюм цвета гречишного мёда, с жёлтой розой в петлице, кремовая шёлковая сорочка, но при этом ноги обуты в разношенные порыжелые сапожки, а шею вместо галстука обвивал восточный шёлковый шарф кричащей красно-жёлтой расцветки.

— Вы всё ещё придерживаетесь своего мнения о жителях Восточной Европы? — вдруг спросил он, подмигнув мне. Я растерялся. Я писал эту статью, когда и не предполагал, что встречусь с ним лицом к лицу, и теперь задним числом видел, что в статье можно усмотреть вещи обидные для другой нации.

— Всё, что сказано в статье, касается исключительно героя романа мистера Моппера, — попробовал возразить я. Он снова улыбнулся.

— Но я и есть герой романа.

Я спросил его, не смущает ли его, сколь чёрными красками обрисован он в романе. Мирослав усмехнулся.

— Что вы, в романе я выведен гораздо более романтической личностью, чем я есть на самом деле.

— Но кто вы на самом деле, если не секрет? — спросил я, отбросив ложную щепетильность.

— Мирослав Эминович, вдовец, родом из Слатины. Известный также под прозвищем «Мирка-цветочник».

— Вы разводите цветы? — не понял я.

— Нет, я шью.

— Сейчас это его основная профессия, — пояснил Моппер. Я не сумел скрыть своего удивления.

— Вы зарабатываете на жизнь шитьём?

— Я выучился шить много лет назад, — сказал Мирослав, облокотясь на стол, — когда был в заложниках в Венгрии. Знаете, там, в тюрьме, не очень-то выказывали желание меня кормить…

— Так всё-таки, — заметил я, — вы имеете отношение к мадьярам?

— Весьма косвенное и весьма неприятное, — бросил он. — Они меня попросту подло надули.

— А что с вами случилось? — снедаемый любопытством, спросил я. Он помрачнел.

— Ничего особенного, довольно банальная история. Мне должны были передать деньги для повстанческого движения; вместо этого мадьяры присвоили деньги, запихнули меня в тюрьму и в своё оправдание выпустили листовки, в которых смешивали меня с грязью.

— Так вы партизан? — не выдержал я. — Что же вы молчали, когда я спросил вас, кто вы на самом деле?

— Помилуйте, так ли вы хотите знать, кто я? — усмехнулся Мирослав, левой рукой поглаживая усы. — Может быть, вы, наоборот, хотите удостовериться, что я не тот, кто описан в романе?