Читать книгу "Казнь Шерлока Холмса - Дональд Томас"

Благоприятный момент настал ближе к вечеру четвертого дня. Холмс четко, но не слишком громко, резким, как щелчок циркового хлыста, тоном произнес:

— Послушайте, Макайвер!

Голос узника заставил Мака подскочить на месте. Вероятно, бедного малого потрясло, что заключенный знает его имя. По представлениям надзирателя, этого не могло быть.

Не меняя своей всегдашней позы, Холмс снова заговорил, на сей раз тихо, чтобы слов нельзя было разобрать в коридоре, и успокаивающе мягко, доверительно:

— Капрал Макайвер Двадцать первого уланского полка, по-моему, нам с вами пора потолковать.

Красное лицо Мака превратилось в застывшую маску, миндалевидные глаза вытаращились в ужасе. Он стал похож на крысу, увидевшую перед собой василиска.

— Понимаю, — продолжил Холмс, — вы боитесь, что ваш хозяин Милвертон, или как там бишь его, перережет вам горло, решив, будто вы назвали мне ваше имя. Однако повторю: вы капрал Двадцать первого уланского полка, вернее, были им. В сражении при Омдурмане участвовали в кавалерийской атаке против суданских повстанцев. Недавно уволены из армии по болезни — у вас трахома. Сейчас вы мечтаете только об одном — жениться на девушке, в которую с детства влюблены. Но устроить это непросто, правда?

На протяжении многих часов Холмс осторожно воздействовал на Мака, доводя его нервную систему до необходимой податливости. Теперь под гипнозом величайшего сыщика нашего времени недоумение в глазах надзирателя сменилось беспримесным страхом.

— Мы никогда не встречались за стенами этой камеры, — проговорил он возбужденным шепотом, опасаясь, как бы его не услышали за дверью. — Я ничего не знаю о вас, а вы обо мне.

— Действительно, мы раньше не были знакомы, — умиротворяюще сказал Холмс. — Но поверьте, мне известно о вас многое, если не все: где вы служили, где сражались, почему вышли в отставку, на ком надеялись жениться. Сведений вполне достаточно, чтобы неприметно нацарапать где-нибудь, например на стенной штукатурке, несколько слов о вас. Когда здание будут сносить — а это вскорости произойдет — надпись прямиком наведет полицию на ваш след. Однажды человек по фамилии Бенсон, заключенный этой самой тюрьмы, бросил на пол клочок влажной бумаги, чтобы кто-нибудь из надзирателей случайно наступил на него и вынес на подошве ботинка за ворота. Но не бойтесь. Уверяю, мне хватит благоразумия не совершать подобных трюков. Есть способы получше этого, не сомневайтесь.

— Мистер Милвертон знает все ваши фокусы, — поспешно парировал Макайвер.

— Думаю, не все, — ответил Холмс мягко. — Но, несомненно, он уверен: оказавшись в руках полиции, вы выдадите его вместе со всеми сообщниками. А вам, капрал Макайвер, прекрасно известно, что, если он услышит те слова, которые я сейчас говорю, вы не доживете до сегодняшнего вечера.

— Какие такие слова?

— Я могу сказать достаточно для того, чтобы ваша жизнь завершилась раньше моей. Если Милвертон узнает, что я все про вас выяснил и собираюсь поведать об этом миру, вы не протянете и часа. Сообщу я ему о своей осведомленности или нет, зависит от вас.

Мак, прежде старавшийся не встречаться взглядом с Холмсом, теперь не сводил с него глаз. Поддавшись внезапной панике, надзиратель подтвердил выдвинутый моим другом постулат: «Не имеет значения то, что ты способен сделать в этом мире. Важно заставить людей поверить в твои возможности». Величайший сыщик современности не назвал и половины тех фактов, которыми располагал, а его несчастный оппонент уже отчаялся оттого, что посторонний человек раскопал всю его подноготную.

— Когда из Египта вас отправили домой, — продолжал Холмс, — и отчислили из полка, вам пришлось искать средства к существованию. Будь ваше звание не ниже сержанта, вы смогли бы жить на пенсию. Но сержант — rara avis in terra, редкая птица. В кавалерийском полку, если не ошибаюсь, он всего один — тогда как рядовых шестьдесят, а капралов шесть, — и этот чин вам не достался. Неудивительно, что после возвращения вам не удалось найти постоянной работы. Болезнь исковеркала всю вашу жизнь.

Пока Холмс говорил, на лице Макайвера отображались противоречивые чувства человека, который понимает, что попал в силки и запутывается все безнадежнее, но при этом надеется на чудесное освобождение.

— Вы угадали, мистер Холмс, — сказал он пренебрежительно, однако не без явной примеси страха. — Хотя знать не знали обо мне. И мистера Милвертона вам не обмануть.

— Я не угадывал, — спокойно ответил мой друг. — Я действую только наверняка. Милвертон имел возможность убедиться в этом на собственном опыте. Не забывайте, что в последние несколько дней не только вы следили за мной, но и я за вами. Вы простой тюремный надсмотрщик, для меня же наблюдение — целая наука. Узнать ваше имя было нетрудно: я отчетливо слышал, как кто-то назвал вас Маком.

Макайвер встал со стула и замер, словно готовился броситься на заключенного:

— Это ничего не значит!

— Само по себе… — В голосе Холмса зазвенела сталь, и это заставило надсмотрщика снова сесть. — Само по себе ничего. Но я многое замечал, даже когда вы находились вне досягаемости для моего слуха. На второй день, по пути в камеру из «зала суда», человек, которого, кажется, зовут Креллином, остановился подле вас в коридоре и что-то сказал. Вы обернулись. Произнесенное им слово заставило вас это сделать. Значит, он назвал ваше имя. Ну а умение читать по губам, разумеется, совершенно необходимо в моей профессии. Я даже написал небольшую монографию об артикуляционных жестах, сопровождающих различные звуки речи, от усмешки до крика.

Теперь Макайвер не сводил с Холмса глаз и, казалось, впитывал каждое его слово.

— Так вот, я не сомневался, что первый слог вашей фамилии — Мак, ведь я слышал это прозвище. Произнесите его сами, и вы заметите: губы сначала определенным образом сжимаются, потом разжимаются. Затем ваш напарник снова сказал «а». Это самый широкий гласный, и при его воспроизведении рот раскрывается сильнее, чем при любом другом звуке. Потом последовал звук «в», о чем свидетельствовало характерное прикусывание нижней губы. Наконец горло Креллина слегка напряглось, благодаря чему я восстановил последний слог вашей фамилии. Для наметанного глаза это совсем не сложно.

— Ну надо же, как вы умны! — Макайвер был потрясен, но по-прежнему сохранял презрительный вид.

— Еще я обратил внимание на ваши ботинки.

— А что в них такого особенного?

— Это армейские ботинки, — ответил Холмс. — Вы продолжаете их носить после ухода в отставку.

— Каждый может купить себе такие. И они больше похожи на рабочие, чем на солдатские.

— Верно, — проговорил Холмс терпеливо. — Они шьются из черной пупырчатой кожи, и гражданские их тоже носят. Но посудите сами: первое, что приказывают сделать рекруту, — это отутюжить мыски до безукоризненной гладкости. Затем перед каждым парадом обувь полируют так, чтобы бедняга-солдат мог, простите за банальность, увидеть свое отражение. Ваши ботинки не похожи на те, какие носят рабочие. Это ботинки человека, который до недавних пор служил в армии и не может позволить себе новые.