Читать книгу "Сны Флобера - Александр Белых"

— Солнечные лучи падали через дверь наверху, к ним вела винтовая железная лестница. Я огляделся: с четырёх сторон в нишах стояли гробы. Нет, не так. Меня занесло в какой‑то город. Он весь такой симметричный, бесконечный проспект до горизонта. То ли город, то ли библиотека. Дома как огромные тома с золотыми латинскими надписями на фронтоне. Красивые особняки. Были сумерки. По дороге шли три девы, среди них, мне показалось, — нет, теперь я уверен — была ты, хотя твоего лица не видел. Они шли, шли, шли, пока не скрылись в темноте, и вдруг обернулись сиянием трёх звезд в черном небе. Кто‑то сказал: «Это три Марии». Ты слышала о таком созвездии?

— Нет, не слышала. А, кажется, это в Южном полушарии — Южный Крест так называют.

— Я решил постучать в дверь одного из особняков. Дверь оказалась открытой. На ощупь я спустился вниз. Я был измотан дальней дорогой, валился с ног, уснул там, где стоял, на каменном полу. И мне снилось, будто я проснулся оттого, что свет падал мне в лицо; открыл глаза и увидел ниши с гробами, большими и маленькими, были совсем маленькие, покрытые белыми узорными салфетками, похожими на твою салфетку, что покрывает комод. На полу — сухие листья. Когда я вышел наружу, то понял, что вчерашние особняки были семейными склепами. На каждом из них была прикреплена табличка с именами и датами, латинские надписи. Там было твоё имя. Я читал, переходя от одного склепа к другому, пока не заблудился среди пустынных улиц. Кто‑то напевал песенку про гейшу. Кажется, такие слова: «Arma geisha idu japon…» Потом появились туристы с фотоаппаратами…

— Ну, тебя ждут странствия, будешь общаться с великими…мертвецами.

— Мне приснилась смерть.

— Ты боишься смерти?

— Нет, просто неприятно об этом думать. Я бы предпочёл не рождаться.

Он прижался к ней всем телом, поцеловал, прошептал:

— Вещунья моя, я сейчас буду тебя любить.

Его рука полезла под её ночную рубашку. Марго закрыла глаза, представляя себя ладьёй, а Ореста — парусом в ветреную погоду. Тримунтаны, грэго, ливанты, пунентии, маистры, гарбии, острии…

* * *

…Просто из разбитого окна в коридоре тянуло сквозняком.

«А вдруг чудо, он дома, ведь ключ от квартиры остался у него!» Марго быстро вбежала по лестнице, нажала на кнопку лифта. Она была в перчатках, иначе бы не прикоснулась к черной кнопке из брезгливости. Орест исчезал без предупреждения и снова появлялся. «Пропащий мой, исхудал, все рёбрышки наружу, хоть пересчитывай, щеки впали! Изголодался, мой пёсик?» Целый месяц она проклинала его, копила обиды, но стоило ему появиться, как она принимала его, потасканного и заросшего щетиной, прощала. В ванной она долго и тщательно мыла все его срамные места, приговаривая, мол, некому было, видать, ухаживать за ним. Ставила его во весь рост, чтобы хорошо намылить. В нем сочетались и взрослость и невинность.

Никогда в жизни, никогда бы не купала она своего ребёнка, достигшего возраста Ореста. В его любви было что‑то запретное. Он был бедовым, его вечно тянуло на приключения. Однажды он вышел из дома на пляж и пропал на две недели. На нём были белые шорты (обрезанные брюки), синие носки, легкие кожаные туфли бежевого цвета и майка. Он дал о себе знать телеграммой из Москвы, в которой просил срочно выслать денег на билет. Она слушала рассказ Ореста о приключениях и поражалась его авантюрному характеру. Он приехал только для того, чтобы посмотреть на город. В телеграмме до востребования она сообщила адрес своих родственников, которые жили в районе метро «Текстильщики». Конечно, его не пустили на порог. Правда, после её звонка к родственникам, дядя Жора, хромоногий и щуплый, словно сношенный штиблет, бывший сотрудник невидимого фронта и выпивоха, страдающий манией преследования, впустил Ореста в едва приоткрытую дверь:

— Значит, ты что, друг Марго? Как Тамара Ефимовна?

Его жена была на даче под Рязанью. Через два часа, после нескольких стопок водки сын сталинского замминистра финансов уже тащил Ореста на кладбище, оплакать могилу своего отца. Орест вошёл в доверие.

— Как тебе это удалось? — удивлялась Марго. — Он даже своей жене не доверяет приготовить еду, боится, что отравят…

На следующий день, в тот момент, когда Орест принимал холодный душ, дяде Жоре приспичило срочно объяснить, как закрывается ключом дверь. Мокрый, кое‑как натянув трусы, Орест поплёлся за ним, оставляя на грязном полу потоки воды. Хозяин показывал, куда втыкать ключ и куда поворачивать, объяснял долго и нудно. Как он надоел! Что тут сложного? «Нет, ты не понимаешь, вот гляди!» Он вышел на лестничную площадку и потащил за собой Ореста. Вот так дверь захлопывается, а вот так открывается. Дверь не открывалась. Ключ был изнутри. Ну вот! Теперь не войти.

Классический случай комедии положений. В ванной хлещет вода, а два идиота — один малый, другой старый — на лестничной площадке. Как открыть дверь? Орест в одних трусах бродит по московскому двору в поисках топора, или лома, или гвоздодёра, чтобы взломать дверь, приставая к прохожим, которые шарахаются от него, как от чумного. Пока он ходил, вода залила всю квартиру, побежала наружу, на лестничную площадку. Орест вернулся с пустыми руками, дядя Жора психовал, ругая незваного гостя матерными словами:

— Е…тить, выбивай! Сильней!

Орест, боясь сломать дверь, выбил её двумя ударами ноги. Вода хлынула, как из прорвавшей плотины.

— Ну, вот, заодно и полы помыли!

В другой раз Орест вернулся с Камчатки, из посёлка Корф…(Читатель, не поленись, найди на карте!)

Марго вспомнила эту историю с поездкой и улыбнулась.

Вскоре подошёл лифт. Она редко пользовалась им, потому что, во — первых, боялась застрять; во — вторых, днём предпочитала подниматься пешком — для здоровья. Однако и здесь её подстерегали опасности. Вечерами в мусоропроводе рыскали крысы. При мысли о них Марго поморщилась. Это пугало еще больше. Марго старалась не смотреть на неприличные граффити в кабине лифта. Орест хотел пересказать содержание одной поэтической исповеди четырнадцатилетнего подростка, но Марго запротестовала:

— Нет, нет, нет, не рассказывай мне гадостей! Не смей! Тебя так и тянет в какую‑нибудь грязь. Фу, фу! — замахала она руками.

— А как же про стихи, что растут из сора?

* * *

Берег на бухте Фёдорова был неухоженным, зато народу поменьше. Чаще всего Марго предпочитала созерцать море из своего окна, любуясь туманами, закатами, волнами, парусниками, — всё это она тщательно зарисовывала акварельными красками в своём альбоме.

Иногда Марго открывала какую‑нибудь книгу, перелистывала её, а оттуда выпадала записка. Она поднимала её с пола: «Любимая, целую дыхание твоё и губы, и глаза! Ждал тебя у порога. Вечно твой, Щень». Эта была воткнута в дверь. После этой записки она дала ему второй ключ, когда он уходил от неё. «Чтобы не томился у меня на пороге».

Марго возвращалась из Свято — Николаевской церкви, по дороге навестила мамочку — с визитом примирения. Погода была тёплая, конец марта. Город натягивал на себя юго — восточные туманы. На четвёртом номере трамвая она доехала до «Авангарда», потом пешком вверх в сопку, где на склоне, в распадке между двух сопок, приютился храм, чудом сохранившийся за годы советской власти. Его золотые купола потускнели. Солнечный луч скользнул по куполу, ослепил Марго. На мгновение в глазах потемнело. Тяжёлые низкие облака снова затянули прогалины. Перед воротами церкви толпился какой‑то народ с кинокамерой на рельсах. «Киношники», — догадалась Марго.