Читать книгу "Глухая пора листопада - Михаил Март"

– Значит, мы выполним условие Зиновия Карловича. Поженимся через полгода. Но институт я беру под свою опеку сегодня же. На то есть указ руководителя.

Раздался телефонный звонок. Я снял трубку. Это был Гальперин. Шел седьмой час утра.

– Извини, Андрюша, машина с трупом выехала из Омска в сопровождении Оксаны и выделенной мной охраны. Девочку надо оградить от лишних людей. Думаю, документация при ней. Катафалк прибудет на привокзальную площадь. Вот туда и надо послать самых близких людей.

– Вскрытие сделали?

– Да. Десяти минут хватило. Все сосуды на сердце порваны. Диагноз подтвердился. Дальше копать не стали.

– Я буду в обязательном порядке.

– И еще. Загляни в дом Зямы. Тебе по пути. Я второй день не могу нигде найти его жену.

– Хорошо, Илья. Я заеду за ней.

Я положил трубку.

– Что ж, надо ехать домой, – тихо сказала она. – Заедешь ко мне в полдень. А ночи будем проводить в охотничьем домике у реки. Там Зяма прятался от назойливых посетителей. И еще, Андрюша. Ты должен оставить Оксану. Либо ты только мой, либо катись к черту.

– Я только твой.

Она быстро оделась и ушла.

Кажется, я загнал себя в клетку. Но Елена была моей самой заветной мечтой. И ради нее я пошел на убийство. Условно, конечно. Смерть ждала Зяму с занесенной над его головой косой, а я пырнул его сзади. Исподтишка. Опередил событие на несколько мгновений.

* * *

Большинство из тех, кто пришел встречать гроб, никогда не видели Елену. Ее сопровождала прислуга из их шикарного особняка. Все любили добродушного хозяина. Лишь для жены он был монстром. Да и то я в это не верю, помня их последний разговор по телефону, когда прятался в номере Зямы. К тому же он выполнял все ее инструкции, и практически она руководила институтом. Где-то Зяма допустил непростительную ошибку, за что и поплатился.

Но больше всего меня потряс ее вид. Я не видел убитую горем вдову. На ней было длинное темно-зеленое вечернее платье, куча бриллиантовых колец и сплетенное в косу жемчужное ожерелье из двух десятков нитей. Остальное повергло меня в шок. Воротник из белого песца, густые распущенные волосы платинового цвета и ярко-красная помада. Точь-в-точь Лана Тернер с плаката у меня на стене, не хватало лишь улыбки во весь рот. И все это было сделано для меня. Для кого же еще? Если изображений Ланы Тернер больше никто не видел. Я не мог оторвать от Елены глаз.

С вокзала покойного повезли в часовню при кладбище. Формальное отпевание. Я заметил Оксану. На ней тоже не было траурных одежд, но, во всяком случае, она была одета во что-то темное.

Могилу вырыли заранее. Прощальных слов никто не произносил. Похоронами занимался Гальперин. Он сумел довести ритуал до минимума. Оно и верно. Зяма был заурядным человеком и особых почестей не заслужил. Газеты ни словом не обмолвились о смерти доктора наук и руководителя одного из крупнейших научно-исследовательских институтов. Вероятно, тут свою роль сыграла секретность. Имея государственные заказы на особые препараты, не поступающие в аптеки для обычных смертных, мы находились под контролем министерства и ФСБ. План выполнялся. Большая часть лабораторий имела фармацевтический уклон. Наша лаборатория носила название экспериментальной и не входила в число ведущих. Я занимал место техника-лаборанта с зарплатой академика. В ведомостях расписывался за гроши, а в конверте получал то, чего стоит моя работа. И я был такой не один. Все всё знали и понимали, но вслух о внутренней кухне никто не говорил. Каждый дорожил собственным местом.

Увольнения были редкостью. Дисциплина и умение держать язык за зубами ценились выше знаний. К тому же вся система была построена по конвейерному методу. Каждый знал свой отсек, но не дальше. Общая сборка проходила в особых отсеках, о которых никто ничего не знал. Я и был руководителем одного такого отсека, а потому имел свободный доступ к директору и знал о его планах. Таких людей были единицы. Каждого секретарша знала в лицо.

Меня беспокоило другое. Во время церемонии Лена даже не взглянула в мою сторону. Я же не мог оторвать от нее глаз. Могла ли такая женщина жить с таким мужем? Стопроцентная несовместимость. К этому надо добавить имеющуюся у него любовницу. И Лена знала о ней. Она умная проницательная женщина. Вряд ли я буду интересовать ее после похорон. Полагаю, не одного меня она перетянула на свою сторону. Подготовка к покушению шла не день и даже не неделю. Тут продуман каждый шаг. Я играл роль запасного игрока. Другое дело, что у меня все получилось. Я не мудрил и не строил планов. Экспромт всегда мне удавался. Но почему она выбрала меня?

Сейчас я смотрел на нее как на картинку на стене. Любуйся и радуйся, а тронешь – кроме старой бумаги, ничего не ощутишь. Но эта картинка была живой, и я ее уже чувствовал. Больше мне ничего не хотелось.

На кладбище я не поехал. Черт меня дернул вернуться в институт. Тут уже произошли перемены. Возле кабинета директора стояла охрана в униформе. А у дверей моей лаборатории красовались два амбала с оружием.

– Я могу войти? Здесь мое рабочее место.

Они посторонились, и я вошел. Зрелище было необычным. Возле окна стояла горящая буржуйка с выведенной за окно трубой. Сейф шефа открыт. Белухин лично доставал коробки с препаратами и кидал их в огонь, а долговязый охранник ставил галочки в журнале. Так горели наши труды. Препараты 804, 805, 801 уничтожили полностью. Трудно себе представить их стоимость, я уж не говорю о годах исследований и опытов.

Я закурил прямо в лаборатории. Дыма здесь и без меня хватало.

– Чье распоряжение ты выполняешь, Кеша?

– Есть постановление Зямы. В случае его нетрудоспособности распоряжаться институтом в полной мере обязана его жена Елена Сергеевна Подрезкова. Ее первый указ касается нашей лаборатории и кабинета ее мужа. Все препараты, содержащие гриф «секретно», подлежат полному уничтожению методом сжигания. Приказ, как видишь, исполняется.

Моя цена возросла. Над этими препаратами я провел опытов больше, чем кто-либо. Это я менял особые ингредиенты, не спрашивая разрешения. Формула 805-го плавала в моих мозгах как непотопляемый авианосец. Но главное – об этом никто не знал, иначе меня первым надо было бы бросить в печку. К тому же у меня оставалась одна ампула. Собираясь травить Зяму, я взял два варианта: порошок и ампулу. Порошок сработал, ампула осталась. И мне казалось, что выкидывать ее рано.

– Почему ты не пошел на поминки? – спросил Белухин. – Ты же был его любимчиком.

– Вряд ли он обидится. Терпеть не могу сборища. Тем более когда на них нечего сказать. Куплю бутылку водки и сам помяну его.

Белухин остановился.

– А ты не думаешь, что нас вовсе разгонят?

– А потом расстреляют, – добавил я. – Такими мозгами не разбрасываются. И лучше других это понимает Илья Гальперин. Теперь его поставят руководить институтом, а госпожа Подрезкова займет место посаженого генерала. Она баба хваткая. Своего не упустит. Ладно. Пойду напьюсь. А ты истопником поработай. Глядишь, еще одну профессию освоишь.