Читать книгу "Без вести пропавшие - Станислав Олейник"

Очнулся от крика петуха. Первая мысль была, «где он?». Посмотрев в единственное окно, откуда били прямо в лицо яркие лучи восходящего солнца, он отвернулся и, увидев стоявшую на табуретках лампу, все вспомнил. И разгром колонны, и парнишку с автоматом, и то, как попал в этот кишлак, и в эту хижину.

Скрипнула дверь. Бородач принес завтрак.

— Попробуй местную еду, Абдурахмон, — дружелюбно, предложил он.

— Почему, Абдурахмон? — Николай повернул голову в сторону бородача.

— Так решил старейшина кишлака. Отныне ты Абдурахмон. А меня зовут Рашид.

Николай закрыл глаза. — Ну что ж, Абдурахмон, так Абдурахмон, — мысленно согласился он на свое новое имя, раздумывая, отказаться, или нет от предлагаемой еды. Но, поняв, что в его нынешнем неопределенном положении глупо отказываться — больше могут и не предложить, с трудом сел и, придвинувшись к импровизированному столику, взял из миски лепешку и принялся медленно жевать.

— У тебя, наверное, есть масса вопросов, — сказал Рашид. — Спрашивай.

Николай молча попытался пожать плечами, но, приподняв левое плечо, скривился от боли. Больше всего интересовала, конечно же, собственная судьба, но ему казалось, что спрашивать об этом, — значит показать свой страх. И все же он решился…

— Почему меня не пристрели там, а взяли раненного, и теперь возитесь со мной?

— Скажи спасибо Махмуду. Это он встал на твою защиту, когда тебя хотели пристрелить моджахеды.

— А кто такой, Махмуд? — Николай вопросительно посмотрел на Рашида.

— Махмуд, это внук старейшины кишлака. Он рассказал, что ты мог его убить, но не сделал этого.

Теперь Николай вспомнил этого мальчишку, и внутренне содрогнулся, вспомнив детали этой встречи.

— Теперь все мне понятно, — кивнул он головой и, посмотрев внимательно на собеседника, спросил:

— Рашид, откуда ты так хорошо знаешь русский язык? Ты что, учился в Советском Союзе?

— И не просто учился, а и родился, и жил там всю жизнь. — Рашид весело рассмеялся. — Тебе, наверное, интересно знать, как я оказался здесь? Хорошо, попробую рассказать…

Он отрезал кусок мяса, неспеша отправил его в рот, затем вытер его рукавом халата и неторопливо продолжил:

— Я незаконнорожденный сын советского офицера. Родился в Таджикистане, в приграничном с Афганистаном кишлаке. Рядом была погранзастава, где и проходил службу мой отец. Там он и соблазнил мою мать. А когда узнал, что она беременна, трусливо сбежал, попросив у начальства перевода. Отец матери, мой дед, узнав о позоре дочери, хотел ее убить, но, пожалел и выдал замуж за нищего слабоумного Акбара. Ему тогда было немногим более сорока, а маме всего семнадцать. А когда я родился, все были удивлены — как у такого никчемного юродивого, может родиться такой здоровый мальчик. Но, посчитав, что это воля Аллаха, все пересуды закончили.

Видимо отец у меня был умным, и я унаследовал его гены. Школу я закончил в Душанбе, куда переехала моя мать после смерти отчима, с золотой медалью. Потом учеба в университете на филологическом факультете. А потом советские войска вошли в Афганистан. И я, как лейтенант запаса, был призван на два года, и отправлен на эту войну. Прошло какое-то время, и я понял, что героем на этой войне быть нельзя. Задача была дожить до дембеля. Через полгода у меня заканчивался двухгодичный срок службы. Но очередной бой с моджахедами все перечеркнул. Когда во взводе в живых кроме меня остался только один тяжелораненый сержант, я решил, что все… Амба… Вот так я и оказался у моджахедов. Заранее я к этому не готовился, как-то само получилось. Умирать уж очень не хотелось…

— А теперь, ты бессмертным стал, что ли? — усмехнулся Николай.

— Нет, конечно, — качнул головой Рашид, — но если это случится, то меня будут считать настоящим интернационалистом, который бескорыстно сражался за чужую свободу, а не за великодержавные интересы.

— И что же ты совершил, чтобы тебя моджахеды посчитали героем? — язвительно поинтересовался Николай.

— Видишь ли, я уже давно полевой командир, и у меня в подчинении, по нашим меркам около взвода моджахедов. Например, недавно мы разгромили два советских поста на дорогах. А сейчас вот, автоколонну….

— И тебе никого не было жалко? — тихо спросил Николай. — Их ведь тоже призывали, как тебя, куда ж им было деваться — то?

— В Америке, те, кто не желал идти на войну во Вьетнаме, сжигали повестки, — глухо ответил Рашид, и, пряча глаза, отрезал и отправил в рот очередной кусочек мяса.

— Ты, наверное, и мне решил предложить стать настоящим интернационалистом? — задумчиво жуя лепешку, осторожно поинтересовался Николай.

— А это уж тебе решать, да и подлечиться сначала надо, — Рашид усмехнулся, продолжая жевать мясо.

— А если откажусь…

— Отправим за кордон, — невозмутимо ответил Рашид. — А если нет, шариатский суд решит, что делать с поджигателем кишлаков и убийцей детей и стариков…

Тогда у него не было с собой никаких документов. Одет он был в афганку, на погончиках которой не было никаких знаков различия. Мустафа, контрразведчик, который его допрашивал после памятного разговора с Рашидом, все допытывался, кто он по воинскому званию. На тот период Николаю уже исполнилось двадцать шесть лет, и контрразведчик никак не мог поверить, что этот высокий, крепкий, спортивного вида человек не офицер, и даже не прапорщик, а простой гражданский водитель.

— Ты уже больше месяца с нами, Абдурахмон, сказал ему однажды Мустафа, — я видел, что ты изучаешь нас, но и мы изучали тебя. Мы проверили через своих людей, ту часть, к которой, как ты говоришь, был приписан. Но там никаких сведений о тебе нет. Может ты разведчик, и у тебя офицерское звание. Кто ты? Старший лейтенант? Капитан? Может и имя у тебя другое?

— Нет, Мустафа, — ответил тогда Николай, — то, что я рассказал тебе о себе, правда.

Позднее, когда он оказался высоко в горах, в семейном лагере моджахедов, с ним пожелал переговорить даже сам Ахмад Шах. По русски он говорил безукоризненно. Спросив откуда родом, чем занимался в Афганистане, он, окинув его фигуру оценивающим взглядом, поинтересовался, какими видами спорта тот занимался. Николай честно ответил, что увлекается восточным единоборством. Ахмат Шах понимающе кивнул головой и без предисловий предложил Николаю пойти к нему в личную охрану. Тот отказался, и уже месяц спустя, оказался здесь, в этом лагере.

Жалеет ли он, что отказался от предложения самого Ахмад Шаха. Конечно, нет. И хотя он жил в семейном лагере моджахедов около полугода и имел возможность свободного перемещения, всегда чувствовал, что за ним ведется негласное наблюдение. Возникали ли у него мысли о побеге. Да, возникали и довольно часто. Но он был реалистом и видел, что одному это не под силу, тем более, что лагерь находился высоко в горах, и дойти до него и выйти из него, можно было только по одной горной тропе, которая всегда была под усиленной охраной моджахедов.