Читать книгу "Предатель стреляет в спину - Олег Блоцкий"

Вот шагает он по переходу и видит, что в стенах клетки, а в них – его бойцы: и те, кто жив остался, и те, кто погиб.

Потом его на эскалатор вернули, но именно на ту лестницу, которая на месте стоит. Вот здесь-то на самой ее середине лейтенанту удалось вырваться и побежать вниз. Десантники – за ним. Он бежит и упирается в небольшую дверцу возле зеркала. Дергает ее, а дверца ни в какую. Он в отчаянии, потому что погоня настигает его.

Но тут к Виктору вдруг подходит мальчик и в обмен на пакистанскую жвачку отдает золотой ключик. Только лейтенант за собой успел дверь закрыть, как в нее начали ломиться десантники.

Что было потом – помнит смутно… Вроде бы вновь оказался в метро, на станции, где со своими солдатами, плечом к плечу, дрался с десантурой. В руке у него отличный трофейный нож, который он снял когда-то с убитого им духа на каких-то боевых. Этим-то ножом отчаянно дрался…

А потом Егоров проснулся и долго трясся всем телом, медленно остывая от горячности рукопашного боя.

И подобного рода сны приходили к нему постоянно.

Виктор вновь шел по набережной, разрезая толпу плечами. Девушки не было. Море становилось темнее. Потянуло дымком от жаровен. Какая-то парочка целовалась у парапета.

Егоров с ненавистью посмотрел на влюбленных. В этот момент ему показалось, что все вокруг: сидящие, стоящие, прогуливающиеся – только и занимаются, что отчаянно флиртуют.

«О чем я думал, – попытался вспомнить парень, – да, о встрече с Леной, с той женщиной из Афгана».

Тогда, в ресторане, когда он понял, что она тоже оттуда, обрадовался и заговорил с ней. Ему было совершенно не важно, спала Лена с десятком солдат за ночь или нет. Главным было то, что она – оттуда.

Разговор становился все оживленнее. Впервые Виктор попытался шутить. Даже спутник Лены от души посмеялся. Но вскоре ему стало не до улыбок: женщина о нем будто позабыла.

Он внезапно оказался чужим на непонятном для него каком-то бесшабашно яростном празднике, который иногда на время превращался в поминки, но где водка, тем не менее, лилась рекой. Лицо его становилось все мрачнее…

Однако от Лены мужчина так просто отказываться не собирался. Поначалу он попытался споить собеседника: все подливал и приговаривал: «За Афган, Витек! За Афган, браток! За ребят наших!»

Егоров пил, но мужичок, который яростно хватался за фужер, добрую половину его тайком выливая под стол, просчитался, потому что не знал – по возвращении в Союз водка вообще не брала Егорова. Она приносила либо ненависть, либо грусть, но только не опьянение.

Затем мужичок вдруг вознамерился потанцевать с Леной. Но та, отпрянув от назойливо протянутой руки, потащила в круг пляшущих нового знакомого. В конце концов спутник Лены засобирался, подчеркнуто игнорируя Егорова и демонстративно хватая женскую сумочку.

Женщина, вцепившись в нее, отрезала: «Я остаюсь, а ты проваливай. Привет жене!»

Мужика перекосило, он скрипнул зубами, качнулся было к спутнице, но, перехватив волчий взгляд офицера, резко развернулся и пошел к выходу, картинно бросив напоследок: «Платит тот, кто танцует девочку!»

– Вот сволочь, – сказала Лена и растерянно посмотрела на Виктора.

– Рассчитаемся, – ответил тот.

Немного погодя Егоров неторопливо встал из-за стола. Бегом он нагнал на улице толстощекого мужика, окликнул его и с ходу, перенеся тяжесть тела на левую ногу, рубанул кулаком в подбородок. Мужик рухнул на асфальт.

– За Афган, – сказал офицер.

Затем он вбил носок правой ноги в неприятельскую печень: «За ребят!»

И напоследок плюнул в лицо, подводя итог: «За братка… Вошь тебе браток, а не я».

Ночью Лена рвала ногтями спину Егорова и рыдала. Потом, постепенно успокаиваясь, она всхлипывала и повторяла:

– Обратно хочу, Витя, обратно! Разве здесь люди? Сволочи одни! Гады! Все тобой лишь попользоваться норовят. И все по-подлому, с хитростью. А я эти ухватки наперед знаю: переспи со мной – и все будет. А что будет? Что? Встречи тайные и украдкой вот в этой общаге. Подруги смеются: «Там столько мужиков было, а замуж так и не вышла!» Господи, да кого любила, тот меня не любил. А с другими не хотела я на всю жизнь. Не хотела, хоть на кусочки режь. Ничего бы из этого хорошего не получилось. Зачем мне все это на время? Но как объяснить? Никто тебя не понимает, никто!

Лена вновь начинала плакать.

А он, закинув руки за голову, чувствуя, как грудь становится мокрой, курил и думал, что ему впервые за последние месяцы так спокойно и хорошо.

«Наверное, потому, что она тоже оттуда, и мы прекрасно понимаем друг друга, – размышлял он. – У нас есть нечто общее и большое, о чем мы можем говорить, а это самое главное, потому что человек не в состоянии молчать все время. От закрытости сердце становится тяжелым и твердым как камень. И размягчить его потом уже очень непросто».

Виктор ласково гладил мягкие покатые плечи. Женщина прижималась плотнее, касалась губами его шеи и плакала все сильнее. А Егоров с ужасом думал, что теперь, выходит, для него остались только эти женщины, у которых за плечами столько горя, страдания и отчаяния, потому что с другими, которые жили и живут без особых проблем, он совершенно не знал, о чем разговаривать, и даже не представлял, как к ним можно вот так, запросто, подойти.

«Как же тогда я найду ее, свою половину, самую родную, – думал Егоров, и ему становилось страшно. – Неужели эти два года отняли у меня все последующие? Неужели теперь нет никакой надежды на будущее?»

Виктор именно тогда вспомнил, как однажды в курилке к нему подошел солдат.

Поначалу пулеметчик крутил вокруг да около, а потом, не выдержав, уткнул глаза в землю и быстро заговорил, точно очереди сажал по духовским дувалам:

– Получил письмо от матушки, товарищ лейтенант, а там еще листок вложен. Я разворачиваю, и чуть ли не с копыт. Вот, посмотрите, видите: «Здравствуй, дорогой Сергей! Пишет тебе твоя будущая жена». Нет, вы посмотрите, видите, товарищ лейтенант? Нет, видите? Я так и обалдел. Раза три перечитал. Но, честно сказать, так ничего и не понял. А потом письмо матушки стал читать. Она, значит, говорит, что девчонка эта с ее работы. Хорошая она очень, может, и не такая красивая, но мама любит ее, как родную, а она все про меня спрашивает. Теперь вот письмо прислала. Говорит, что фото может отправить, если захочу. Как думаете, товарищ лейтенант, сказать, чтобы высылала? А что мне ей написать? И как? Я, если не по-матерному, так очень коротко пишу. Как написать? А, товарищ лейтенант?»

Егоров еще никогда не видел своего отчаянного и злого в боях пулеметчика настолько взволнованным, радостным и бесконечно смущенным.

– Конечно, написать! Хрен ли думать, бивень ты моржовый? Прямо сейчас и садись.

– Как вы считаете… – Солдат покраснел, и капельки пота вспыхнули на его висках. – Как вы думаете, получится что-нибудь?

– Ну, ты даешь, Серый, – укоризненно сказал взводный. – Если матушка говорит, значит, так оно и есть на самом деле. Ведь матери никогда плохого не желают. Видишь, пока ты здесь тащишься, она тебе жену нашла. Радуйся, придурок, это тебе не духов в Пандшере мочить. А девушке зачем тебе врать? Эх ты, чамара, иди и пиши. Приказываю!