Читать книгу "Блистательный и утонченный - Терри Саутерн"

— Эдди! Эй, Эдди! — позвал Стоктон.

Эдди быстро подбежал к ним и уставился на Стоктона с неподдельным интересом.

— Посмотри-ка на это, — сказал Стоктон, снова дернув головой в сторону «Делахайи».

Медленно пройдя вдоль машины, Эдди присвистнул и почесал затылок.

— Так ты тоже в этой аварии поучаствовал, дружище? — сказал он Эйхнеру почти без следа от своей шепелявости.

Доктор оглядел его недоверчиво.

— Так точно, — резко ответил он, — именно это я и пытался объяснить этому молодому человеку, — произнес он, глядя на Стоктона, который был занят записями в блокноте. — Теперь — все, что я хочу знать, — продолжил он, обращаясь к Эдди, — кто сообщил вам об аварии? Вы задержали грузовик или нет?

— Да или нет, один ответ, Джек, — сказал Стоктон, шутливо погрозив блокнотом.

Доктор Эйхнер повернулся к ему.

— Послушайте меня, офицер, — показал он на горящий седан, — один человек, сидевший в том седане, мертв, а второй сейчас в том самом грузовике, и, вероятно, тоже умирает, и, скорее всего, нуждается в медицинской помощи. Я говорю вам, что этот грузовик еще возможно перехватить в Дрексале. Теперь, как мне кажется, вы оба просто забываете, в чем суть вашей работы: обслуживать и содействовать в таких вот делах — а не препятствовать — и ни в коем случае не играть ни в великих господ, ни в болванов. Вы общественные слуги, вами управляет общество, и вы ответственны за это общество. И я бы посоветовал вам этого не забывать. — Он закончил эту тираду, размахивая пальцем и указывая на них обоих. Но только Эдди стоял теперь под впечатлением, распахнув глаза, а Стоктон продолжил писать и оглядывать сверху донизу поврежденную сторону «Делахайи».

— Расслабься, дружище, — сказал Эдди с неподдельным участием. Подойдя ближе, он фактически толкнул доктора в плечо. — Мы делаем свою работу, не переживай насчет этого, хух, Сток, ну скажи ему.

Слегка сконфуженно он улыбнулся своему коллеге, который, может быть, притворялся, не реагируя, а может быть, действительно был слишком занят и потому не принимал участия в разговоре. В блокноте карандаш Стоктона сделал витиеватое предположение, что определенная стадия отчета на данном этапе завершена.

— Все в порядке, доктор, — сказал он, демонстрируя свою готовность, — вы сейчас расскажете нам своими собственными словами о том, как произошла авария.

Оба офицера облокотились на «Делахайю», один — записывая и постоянно оглядывая машину, другой — следуя изложению с неподдельным изумлением, а доктор Эйхнер стоял перед ними и в подробностях расписывал, как все происходило, опустив единственно то, что он проехал на красный свет.

Под конец истории Эдди продолжал стоять с разинутым ртом, будто все еще ожидая кульминации, но доктор Эйхнер пожал плечами, показывая, что на этом все. Второй полицейский присвистнул и топнул ногой по гравию.

Стоктон прочистил горло.

— Где вы работаете, доктор? — невозмутимо произнес он. — В смысле, в какой именно области вы практикуете?

4

Когда Элеанор Торн вернулась в клинику, она нашла Барби лежащей на кушетке в комнате для медсестер с холодным компрессом на голове. Они потеряли пациента из 28-й комнаты.

Это была первая смерть в Клинике в течение более чем месяца, а еще это была первая смерть с тех пор, как медсестра Минтнер приступила к своей непосредственной работе, поскольку именно она впрыснула сгущающее вещество — которое не принялось — и пациент, очень пожилой мужчина, скончался прямо у нее на руках.

После того как все закончилось, мисс Минтнер пришлось прийти в комнату отдыха, чтобы почистить туфли и поменять грязную униформу и чулки — перед тем, как скончаться, старик истек кровью из носа и изо рта.

Но, в конце концов, снимая с себя остатки своей чистой одежды, стягивая измявшееся белье, на котором отпечаталась черно-красная кровь, она, как сломанная белоснежная роза, вконец ослабела и улеглась прямо там, на мохеровой койке, в гостиной для медсестер.

Позже зашла Бет Джексон, чтобы укрыть ее одеялом, но Барби, задыхаясь в лихорадке, скинула его на пол и теперь лежала, неприкрытая, в своей голубой нейлоновой комбинации.

Когда Элеанор Торн вошла и закрыла за собой дверь, девушка пошевелилась и слегка приподняла наполовину затененное лицо, поднеся к нему под углом свою белую руку. Она поднесла руку к бровям, на которых лежала наполненная льдом тряпка, как будто испугавшись, что именно сейчас эта тряпка сползет вниз, на глаза и нос.

Медсестра Торн тихо стояла рядом с кушеткой, как казалось, в ожидании чего-то, просто положив руку на плечо Барби, и та затрепетала от прикосновения, как испуганная бабочка, затем медленно перевела глаза на Элеанор Торн.

— Мы потеряли пациента из 28-й, — сказала она и грустно всхлипнула, и на мгновение ее глаза стали огромными от безнадежности и непередаваемого изумления, а ее лицо медленно отвернулось и уткнулось в подушку. — Ну почему? — взмолилась она. — Почему? Почему?

Медсестра Торн уселась на край кушетки, продолжая массировать плечо Барби.

— Пожалуйста — пожалуйста, не надо, Барбаpa. — Это был первый раз, когда она назвала мисс Минтнер по имени. — Он был очень стар, — добавила она с истинным сочувствием, перебирая плетение кружев на ее плече. Девушка лежала на кушетке, скорчившись, и эта полоска ткани, казалось, впилась ей в кожу и перекрыла кровообращение в левой руке.

Мисс Минтнер медленно собралась с силами и посмотрела на медсестру Торн.

— Если бы вы только могли быть там… — на этих словах ее голос наполнился уважением, но в глазах был легкий упрек.

— Я знаю, дорогая, — сказала Элеанор Торн и отвела свой отвлеченный взгляд туда, где ее пальцы массировали кожу Барби под тонким филигранным переплетом кружева. — Я должна была помочь Буллоксам.

Затем, кинув случайный взгляд в окно за спиной медсестры Торн, Барби Минтнер слегка вздрогнула, прикрыв рот рукой, но сразу же улыбнулась храброй улыбкой и выставила обнаженное плечо на обозрение Гарсиа. Именно он стоял на террасе и заглядывал в комнату.

— Ради бога! — воскликнула Элеанор Торн, следуя за ее взглядом. Она подплыла к окну, крича «Гарсиа!», как будто бы ожидала, что тот повернется и убежит с того места, где она возвышалась над ним, на секунду в безмолзии, когда он, нахмурившись, соображал, что же все-таки в данных обстоятельствах могло заслужить такое неодобрение, и продолжал стоять вполне спокойно. А она, прижав руки к бедрам, взорвалась в таком негодовании и взглянула на него с таким обвинением, что, казалось, ее взгляд прожжет его грудь насквозь, а заодно сердце и все нервные окончания за то, что он просто стоит здесь и даже не притворяется виноватым.

— Что это такое, Гарсиа?! Что ты здесь делаешь?!

Но садовник продолжал смотреть ей за спину, на Барбару Минтнер, лежавшую на кушетке и улыбающуюся сквозь слезы.