Читать книгу "Польско-русская война под бело-красным флагом - Дорота Масловская"

Все, что было, все остатки, которые я нахожу в ее сумочке, потому что Магда уже однозначно отдает концы, я насыпаю ей на рекламный проспект супермаркета «Хит». Который я нашел неподалеку рядом. Утро уже. Я говорю, чтоб она не умирала, что наша любовь, как бы ее ни гноить, ни уничтожать, она всегда жива. Тем временем Магда идет с головой, откинутой по отношению ко всему телу назад, и только поддакивает для разнообразия. Ее лицо заострилось, стало типа какое-то анемичное. Как будто внутри, под кожей, чернозем вместо мяса. Я в шоке. Мы идем на вокзал, хотя могли бы взять тачку. Но типа нельзя, потому что со стороны Магды может быть рвота, ее, наверное, будет тошнить землей, потому что именно так в эту минуту она и выглядит. Кроме того, я думаю, что приятно пройтись ранним утром для здоровья. Плюс это может оказать положительное влияние на Магду и ее симптомы, а значит, изменить создавшееся положение в нашу пользу. По дороге мы заходим на бензоколонку, где я покупаю Магде «Лизу», чтобы она почитала какой-нибудь женский журнал для девочек-подростков. Хотя вообще-то я типа решительно против. Магда говорит, что это хороший знак, что я мягкий, романтичный и добрый, как никто другой до меня. В подарок к журналу присобачили джинсовую сумочку из какого-то материала. Гляжу, Магда это дело сразу же просекла, что в ее состоянии прогресс, потому как сразу видно, что она вдруг стала радостная и счастливая, хотя вообще-то выглядит ужасно. С жаром, с воодушевлением высыпает свои вещи из старой сумочки прямо на тротуар. В основном жвачки и всякие женские прибамбасы, а именно: дезодоранты, помады, мундштуки и разные штуковины для улучшения красоты. Я начинаю выходить из себя, потому что хотя и утро, но такое поведение в общественном месте это уже западло, я даже говорю, чтобы она не устраивала тут срач посреди города. Она говорит, что ей пополам, все равно никто не видит, она может здесь даже пописать, если ей вдруг захочется. Потом выкидывает на фиг свою сумочку, а в новую собирает все назад, на тротуаре остаются только пустые пакетики от амфы и мусор от жувки. А также ручка с надписью «Здислав Шторм» и успокаивающие растительные таблетки, которые я узнаю как облупленные. Потому что от них воняет куриным пометом.

— Э, ручку ты оставь, может еще пригодиться, — говорю я. А она мне, что в последнее время худеет и сбросила уже с плеч десять килограммов, а ручку она выкинула окончательно и бесповоротно, потому что с ней у нее связаны плохие воспоминания насчет Варгаса, который ей эту ручку подарил.

Я задумываюсь, откуда у нее эта бесповоротность, этот дар принимать окончательные решения. Потом, ясный перец, билеты-говнеты, очередь, мы еще за углом вокзала пописали, выкурили по ментоловой сигарете L&М, потому что других не было. Я ей говорю, что женщины исключительно обижены природой, потому что, когда она писает, то выглядит как отлетающий летательный аппарат. Магда говорит, что хули мне до этого и чтоб я лучше занялся собой, как сам писаю. Она как-то вяло читает свою «Лизу» и говорит, уеду, уеду отсюда куда-нибудь, например в другую страну. Я говорю, куда, к примеру. Она говорит, да хоть бы в теплые края. Между делом она то и дело бегает в угол вагона, потому что, кроме нас, нету почти никаких пассажиров, а как бы там ни было, блевать ее тянет со страшной силой, не говоря уже о других деталях. Потом она возвращается и спокойно продолжает читать. Говорит, что поедет в те края, где есть все эти тряпки, эта косметика, эти огуречные кремы из всего, чего душе угодно, потому что только там она сможет нормально жить, если я захочу быть с ней, маски для кожи глаз, всякие кремы, соль для купания. Я говорю, что да, захочу, хотя мое понимание вещей в этом вопросе совершенно другое, я бы сказал, более патриотическое и с левым уклоном. Ну, и я разъясняю Магде, какое всамделишное положение дел у нас в стране. Рассказываю ей, как ежедневно и повсеместно правящая, имущая раса эксплуатирует трудовую, неимущую расу. Доказываю, что это рабство. Что Запад прогнил и воняет, портит окружающую среду, загрязняет ее разными противоестественными химикатами типа ПВХ и ДСП. Что господствуют там жидоубийцы и кровопийцы рабочего класса, которые себя и своих внебрачных детей содержат на доходы от угнетения трудящихся, что они процветают благодаря тому, что втюхивают людям фирменное говно в фирменной бумажке, которое продает фирма «Макдоналдс».

— Врешь, — говорит Магда с очень озабоченным выражением лица, в котором не осталось ни кровинки. Она как ребенок, на глазах у которого разоблачили обман, что Дед Мороз не настоящий, кстати — еще один вонючий западный обычай, который мы как дураки в полный рост заимствуем в виде Санта-Клауса. — Это не говно, потому что я это ела.

Да, я тоже ел, но, не хочу тебя огорчать, это именно человеческое говно. Впрочем, не исключено, что коровье или даже собачье, или же говно домашних и цирковых животных. Я ей это так образно объясняю, чтобы она наконец поняла. Говно сначала обработали, химически продистиллировали и изменили его состав на другой по составу и вкусу. Это всего лишь вопрос специальной подготовки, западные технологии, производственные процессы и процедуры. Одно говно идет в основном на эти их булки, другое больше подходит для мяса, из третьего делают лук, из четвертого — из говна самого низкого качества — кетчуп и горчицу.

Магда отказывается верить, говорит: откуда ты знаешь, умный такой, ты чего мне мозги паришь?

А я ей на это, потому что вещественных доказательств у меня нет, а я не хотел бы ее в этом вопросе подвести, говорю, что из разных справочников по делам левого движения, анархии и свободы.

Она вылупилась на меня и говорит: говно не говно, а есть можно, потому что вкусно.

А я ей на это: вот тут я согласен, и мы вместе пялимся в окно, мечтая о разных пищевых и съедобных продуктах, потому что давно уже ничего не итали, ни обеда, ни ужина, если не считать дринки и амфу. Потом мы молча тащимся ко мне на хату, потому что в настоящее время она внутри как раз свободна и пуста. Все кончено, наша любовь погибла, мы оба за эту полную переживаний и разных событий ночь уже сильно устали. Магда подходит к зеркалу, подтягивает колготки, натягивает кожу лица и с претензией в голосе спрашивает: почему ты мне не сказал?! Почему ты мне ничего не сказал?

— То есть в каком смысле? — отвечаю я вопросом с дивана, потому что вся эта ситуация меня уже порядком запарила. Она говорит: что я так выгляжу! Что я такая бочка! Даже хуже — я просто, блин, толстая! Это что такое? Все, что на руках похудело, теперь на лицо перебросилось? Весь жир, все мясо, которое на плечах похудело, теперь на лице! Твою мать! Я выгляжу как свинья! Глаза и губы двойные! Гля, блин, они на моем лице два раза повторенные!

Что было дальше, я, увы, не в курсе, потому что, хотя она орет не своим голосом и бьет об умывальник разные косметические штучки, я засыпаю и просыпаюсь уже в следующий раз. А что мне снится, это, я извиняюсь, не ее поганое дело.

На мобильник приходит сообщение от Анжелы. Привет, Сильный, мы познакомились там-то, интересно, мы еще встретимся или нет. Такое вот сообщение. Такой вот эсэмэс. Я просыпаюсь в этот момент ото сна, в постели, на диване предков, ото сна, возможно, длинного, хотя, возможно, и короткого. Потому что сколько сейчас времени, на этот счет у меня сомнения. Может быть, даже нисколько, потому что — конец света с апокалипсисом, что видно по синдромам моей психофизиологии. Потому что со мной явно что-то не то, особенно в физическом, в физиологическом смысле. Тут я замечаю один невыносимый для восприятия и логического объяснения факт. Прямо рядом со мной однозначно лежит и спит Магда. На этой почве у меня начинается ажиотаж мыслей и образов. Классический глюк. Лежит она однозначно рядом со мной, но вот живая или неживая, в этом я тоже сомневаюсь. Меня охватывает паника, я даже чувствую что-то типа страха, потому что выглядит она не то чтоб плохо, но как-то не очень живой, я бы даже сказал, совсем мертвой. То дышит, то, наоборот, опять не дышит, специально чтоб я еще больше испугался. Но при этом она ни на гран не меняет положения тела. Я пытаюсь вспомнить какое-нибудь событие вчерашнего вечера, какой-нибудь факт, во время которого Магду настигла неминуемая смерть. И не могу вспомнить.