Читать книгу "Бэд Рашн. Книга 2. Архангелы и Ко - Федор Чешко"

И именно тогда, когда Матвей путался в ленте дряни с идиотским набором звуков вместо названия, не решаясь приступить к на редкость омерзительной процедуре (анонимный автор инструкции почерпнул её не иначе как из арсенала приёмов самоудовлетворения мазохистствующих пассивных геев)… Вот именно тогда-то и послышались в коридоре неторопливые, какие-то очень самоуверенные шаги.

Об надеть штаны в таком положении никакой речи быть не могло; скинутые Молчановым ещё при чтении первого инструкционного параграфа шляпа и сюртук валялись чересчур далеко, дотянуться до них не удалось даже ногой… Единственно, чем можно было хоть как-то прикрыться, это клочья туалетной… как её… бумаги. Так Матевей и заспешил поступить, матерясь сквозь стиснутые от гадливости зубы.

Ну конечно же, вот именно этому полицейскому непременно потребовалось оказаться бабой! И хоть бы ж ещё мужикоподобиной какой-нибудь престарелой – то б полбеды… Так нет же! Остановившуюся возле решетки высокую крепенькую блондинку лет максимум тридцати можно было бы назвать красивой, имей её лицо поменьше сходства с верблюжьей мордой (сходство это проявлялось не в чертах, а в выражении непрошибаемой равнодушной надменности).

Устремив взор прозрачных голубых глаз приблизительно метра на полтора выше Матвеевой головы, блондинистая офицер отстегнула от мундирного пояса микросупербрэйн, по-пистолетному нацелила его саунд-контактором на ёжащегося в стыдобной позе арестанта и принялась скучным голосом декламировать:

– Вчера при задержании вы, будучи в невменяемом состоянии, назвались как рэбэ Владимир Рюрикович, – она говорила по-русски очень правильно; пожалуй, даже слишком правильно для человека, говорящего на родном языке. – В то же время, целый ряд свидетелей опознал в вас (не без труда и удивления, надо сказать) преподавателя местного колледжа Степана Чинарёва. Какую из приведенных версий вы признаёте истинной?

– Вторую, – простонал Молчанов, тщетно пытаясь кое-как задрапировать свои ляжки и прочее.

Офицер скосилась на ворох бумаги в его руках и произнесла с прежней бесстрастностью:

– Очень не советую вам пихать всё это в ваш зад. Впрочем, не смею вторгаться в конфиденциальные подробности личной жизни.

– Хоть бы краешком глаза улыбнулись! – злобно прошипел Матвей. – А то вы делаете невозможное: имеете вид даже более идиотский, чем я!

– Напоминаю, что оскорбление офицера, в форму одетого… – (Вот же выламывает язык! Немка она, что ли? Или полька?) – …приравнивается к оскорблению чиновника Интерпола при исполнении им служебных обязанностей. Советую быть осторожнее. Теперь следующее… – она вздохнула и опять завела глаза чуть ли не к потолку. – Сообщаю, что комиссаром участка Интеррасовой полиции космопорта планеты Новый Эдем принято решение пока не выдавать вас местным властям на основании подпункта шесть-прим пункта восьмого раздела…

– Я понял, понял! У вас всё, наконец?!

– Почти. Вам уже зачитывали ваши права, но вы были в совершенном несостоянии их понять…

– Сейчас я тоже в этом… несостоянии, – прорявкал Матвей. – Отвернитесь хотя бы, или я заявлю, что в вашем участке к задержанным применяются пытки!

Кажется, отворачиваясь, офицер всё-таки улыбнулась. Чувствуя, что она вот-вот приступит-таки к изложению прав, Матвей взвыл страдающе:

– Господи, ну какому же кретину вздумалось установить здесь это… это…

– Не кретину, а кретинке, – спокойно поправила офицер, сосредоточенно разглядывая противоположную коридорную стену. – Года три назад я арестовала и отказалась выпустить на поруки одного из местных столбов… нет, столпов. Он публично оскорбил комиссара Маарийохаккинен, а в её лице – весь личный состав участка. Этот ханжа считал себя вправе назвать чудовищем разврата любую женщину, брюки носящую. И понёс наказание. В отместку здешние власти инспирировали какую-то аварию, и на три недели оставили участок без энергии.

Офицер замолчала.

Пытаясь понять, какое отношение отзвучавший монолог имеет к заданному вопросу (между прочим, вопрос-то был риторическим), Молчанов даже позабыл о незавидном своём положении. Почти целая минута ему потребовалась, чтобы увязать воедино услышанные «я», «она» и «весь личный состав», а также представить себе, каково было заниматься тем, чем он сейчас занимается, при неработающих дезинтеграторах. И каково было мыть, выносить и прочее не только за собой лично, а и за здешним столпом. И каково было решать проблемы, типа что мыть и куда выносить. После такого, естественно, через себя перепрыгнешь, а таки озаботишься о гарантиях неповторения…

– Предлагаю компромисс, – выговорила между тем офицер… пардон, комиссар, продолжая подчёркнуто любоваться стеной. – Я не дам ход факту оскорбления при исполнении, а вы воздержитесь заявлять о пытках. Прошу простить и понять: здесь не имеется особенно с кем поговорить.

– Согласен на компромисс при условии… – Матвей не смог удержаться от мелкой ответной пакости, – …при условии незамедлительного рабочее место кой-чьего ухождения на.

Это была ошибка. По части мелких пакостей вышеупомянутая «кой-кто» сама оказалась мастерицей не из последних.

– Собственно, я приходила сообщить, что один человек подал прошение о свидании с вами. Не вижу причин для проволочки. – Тут мстительная полицейская дива вдруг решила заговорить с нарочитым акцентом: – Посетитель допущен будет к вам нескольких секунд течение в.

Не оборачиваясь, она небрежно отдала честь и зашагала прочь. Единственным следствием истеричного Молчановского «Только попробуйте!!!» было то, что обременённые погонами удаляющиеся плечи мелко затряслись. И Матвею как-то не пришло в голову заподозрить, будто комиссар Маарийохаккинен плачет.

* * *

«Весь личный состав полицейского участка» оказалась-таки доподлинной стопроцентной заразой. Насчёт нескольких секунд она, правда, погорячилась, но Матвей окончить свои дела всё равно не успел. Самое обидное, что не успел-то он сущую ерунду, а именно только надеть штаны. Хорошо ещё, что посетителем оказался не кто-нибудь из местных «столбов» и не (как Молчанов было с ужасом заподозрил) благонравная девица Виолентина.

Посетителем оказался невесть откуда взявшийся душевный друг Крэнг.

С великолепным сарказмом Дикки-бой оглядел Молчановское расквашенное лицо, грязные, исцарапанные Матвеевы пальцы, торопливо сращивающие застёжки на изрядно потрёпанных во вчерашней драке штанах…

– Ну что, Мат, по вкусу тебе пришлась райская жизнь?

Матвей ответил не сразу. Сперва он попытался изобразить своей непослушной физиономией что-нибудь вроде надменности, презрения или хоть благородного равнодушия на худой-то конец. Ценой героических усилий ему удалось-таки изменить выражение лица – правда, не собственного, а Крэнговского: на роже старого приятеля давешний сарказм перекорчился в ехидную лицемерную жалость. Заметив это, Молчанов плюнул на мимику и в нескольких кратких энергичных выражениях разъяснил Дикки-бою своё мнение о всевозможных долбаных козлах с их козлиными долбаными вопросиками.