Читать книгу "Нам бы день продержаться… - Михаил Поляков"

– Федя, мля, а потом бегом пару коробок с лентами к пулемету на стык! И броник не забудь с каской. – Я прям как мама и переживаю за своего водителя. Мы ждем, передернув затворы. Млять, не могу удержаться и просто ору Мамедову, сорвав респиратор с лица.

– Мамед? – зову я. Эхо отсутствует, это хо-рошо.

– Что-о? – приподнимается Мамедов над стволом своей машинки. Вид у него со стороны – просто ужасный. Вестник ядерной смерти. Только косы не хватает. Как кошмар из моего сна.

– Ты затвор назад вернул? – беспокоюсь я за пулемет, который будет меня прикрывать.

– Вернул! – отвечает Мамед, и я чувствую, как он там под респиратором улыбается моему мандражу перед боем.

– Пока не выстрелю, огонь не открывать! – еще раз напоминаю я мстительно самому себе и солдату.

Файзуллу я не вижу, но его, я точно знаю, учили в учебке снайперов, и успокаиваюсь. Только я прикладываюсь щекой к автомату, как невидимая перестрелка и рев мотора слышатся рядом, а из-за поворота неуклюже выворачивает «уазик» в клубящейся туче пыли за ним. Машина ревет, едет как-то необычно, присев на заднюю часть корпуса. За рулем водитель, на заднем сиденье кто-то, кто смотрит назад, удерживая в руках автомат. На «уазике» нет тента. Он приближается. И я понимаю, почему он так странно едет. Задние колеса катятся на ободах, без резины, которая висит рваными лохмотьями и мелькает при вращении, загребая и выбрасывая вверх и назад пыль. Водитель грязен, лицо и шея черные, как вымазанные в саже, с потеками размазанных потных дорожек. Форма на нем рваная, погончики болтаются оторванными ушами. Руки на руле с красными полосами содранной кожи. Глаза, глаза у водителя безумные. Он заряжен, как автомат, на выполнение одной задачи – удрать от преследователей. И страх быть пойманным теми, кто за ним гонится, давит ногой на педаль газа, не жалея двигатель и трансмиссию. Лицо пассажира с автоматом мне не видно. Зато его спина, закрытая рваной курткой афганки, говорит мне о том, что это наши. А еще на бампере автомобиля, белым по черному, выписан военный номер автомашин нашего отряда. «Уазик», виляя по грунту, приближается к стыку, он почти доехал. Я пропускаю его, не выдавая своего присутствия, когда из-за поворота злобно, с криками выбегают шесть фигур, одетых в камуфляж. Камуфляж, но не наш. Я такой в магазине «Все для охоты» видел. Европейский, натовский, видно срок хранения истек или новый цифровой пришел, и они его сюда пхнули. По принципу: «На тебе, боже, что мне негоже». Сидящий сзади на «уазике» военный делает три выстрела, и автомат замолкает с характерным стуком утыкания затвора в горб подавателя опустошенного магазина. Писец, у него патроны закончились совсем. Это последнее, что думаю я, нажимая на спусковой крючок автомата. Моя очередь почти сливается с солидным басом ПКМ с горки и ударом хлыста СВД Файзуллы. Но выбежавшие охотники успевают открыть огонь по «УАЗу», который утыкается в подъем сопки и глохнет. Водитель, брошенный ударом пули вперед, безжизненно валится грудью на руль. Сидевший сзади стрелок вылетает вперед на капот и валится вбок, выпустив ненужный автомат из рук. Одновременно с происходящим под сопкой надо мной раздается знакомый грохот бьющего по ушам выстрела из РПГ. Фугасная надкалиберная граната вжикает в облако пыли и разрывается, разметав двоих преследователей в стороны. Одного из шести валит Файзулла. Второго заставляет упасть на спину пуля, выпущенная Мамедовым из пулемета. Я не попадаю ни в одного из нападавших. И это меня огорчает так, что оставшиеся в магазине патроны достаются пятому из камуфляжников, и я рву короткими очередями его одежду и пыль вокруг него, пока в магазине не заканчиваются патроны. Меняю магазин.

Шестой бандит ранен, и он катается по земле, держась за голову. Я не сомневаюсь, что это бандиты. Наш военный человек даже чужой камуфляж «приведет к нормальному бою». А тут самодеятельность местного пошиба. Идти проверять, что там с шестым противником, мне совершенно неохота. Вдруг там, за поворотом, их целая банда. А это было лишь походное охранение. Хотя какое охранение, они откровенно гнались за этой парой. Пора озаботиться и гостями. Я машу Файзулле на сопке и показываю на катающегося в пыли раненого, затем сжимаю пальцы в кулак и имитирую удар кулаком в воздухе.

«Добей», – говорит мой жест. В ответ на мои старания справа щелкает бич выстрела снайпера. Раненый затихает, успокоившись навсегда. Я снова привлекаю внимание снайпера.

«Наблюдай и охраняй» – означает моя следующая команда.

– Мамед, – ору я пулеметчику, – держи поворот. – Мамедов, приподнявшись, кивает и снова опускает голову к телу пулемета. Улыбка победы так и брызжет мне в глаза с его азиатского кошмара на лице, прикрытом капюшоном. Итого, самым примерным бойцом в нашей группе оказывается водитель Федя. Он один одет в бронежилет и каску. Похоже, нам просто повезло. Хотя везет всегда тем, кто везет. Федя высовывается по пояс из-за сопки, во всей своей бронезащищенной красе, с автоматом наперевес и очень серьезно прицеливается в сторону замершего под стыком «уазика». Я показываю ему большой палец и стараюсь зайти к машине так, чтоб не перекрыть ему сектор стрельбы. Водитель на руле не шевелится. Из-под растерзанного автомобиля доносится стон автоматчика, который отстреливался до последнего патрона. Толкаю «водителя» стволом автомата. Это молодой, но очень избитый парень лет двадцати. На лице множество свежих ссадин. Он мертво валится с руля. Снова раздается явственный стон. За бортом «уазика» я вижу упавшего человека. Кровь смешалась с пылью на его руке в мерзкую грязь войны. Рукой он зажимает рану на боку. Это зрелый мужик.

– Кто такой? – спрашиваю, не спуская с него взгляд. Глаза раненого прищуриваются, напрягаясь в попытке разглядеть меня. Срисовав мой портрет, мужчина делает вывод.

– Наши, – говорит он, рассмотрев мой странный для этого места вид, и закрывает глаза. Его голова откидывается назад, и мужик замирает, потеряв сознание. Машу рукой Феде, вызывая к себе. Эх, пропесочить бы его за самодеятельность. И то, что со связи ушел. Но граната, выпущенная им из РПГ, пришлась как нельзя вовремя и к месту скоротечного огневого контакта.

– Ты где так шмалять научился из шайтан-трубы? – спрашиваю, скидывая с головы капюшон.

– Так я ж на учебном гранатометчиком был, – задыхаясь и вытираясь от пота, поясняет Федя. – Тащ лейтенант, а как мы их, а! – Пацан, что сказать. Победа дело великое, только у меня начинают трястись коленки. Чтоб окончательно не скиснуть, я лечу себя насущными делами.

– Машину можешь подогнать вокруг стыковой сопки? – Федя оглядывается на распадок и положительно кивает головой.

– Федя, только быстрее, там за поворотом еще могут быть местные стрелки, – проникновенно говорю я. А зубы начинают отбивать чечетку. Руки предательски дрожат. Это адреналин закончился, и начался послебоевой отходняк. Федя пытается тяжело бежать, но переходит на быстрый шаг. Мне жарко. Первым делом я сбрасываю за своим валуном ОЗК и наскоро сворачиваю его, завязав шнурками. Потом бегу к мужику, обыскиваю. Ничего не нахожу. Похоже, что его добросовестно обыскали до меня. Делаю ему перевязку. Он ранен еще и в левое плечо. Плохо. На внутреннем кармане его унавоженной приключениями куртки обнаруживаю спрятанный значок бывшего выпускника суворовского училища. Это еще ни о чем не говорит, но обнадеживает, прибавляет шансов, что он свой. За поворотом тихо. Я тружусь, оборачивая его бок бинтами. Раненый стонет, когда я двигаю и приподнимаю его простреленный организм, просовывая бинт вокруг торса. Тело жилистое, мускулистое, немного заплывшее от недостатка тренировок. Рельефных мышц нет. Но те, что есть, напоминают мне мои собственные, как отраженные в зеркале, только более объемные и солидные. В образовавшейся после схватки тишине выстрел СВД бьет неожиданно резко. Что-то темное, похожее на грудную фигуру валится за склон сопки на повороте, где валяются нападавшие. Я вижу, как Файзулла меняет позицию, перебегая, а затем переползая ближе стыковой возвышенности. Он что-то недовольно показывает Мамедову, но тот на него не смотрит.