Читать книгу "Кок'н'булл - Уилл Селф"

Ее поразила откровенность этих кондовых англичан, которые, сидя в вязаных кофтах и плащах, в деловито-исповедальной манере описывали самые отвратительные сцены пьянства, сексуального насилия и бытовухи.

Высокая грустная дама в бежевом костюме, задыхаясь, торопливо повествовала о безумных надругательствах, которые ее муж, уволенный за пьянку моряк, проделывал над ее отверстиями при помощи различных твердых и стеклянных предметов, как то: пивные бутылки и тому подобное.

Средних лет педагог, интеллектуал с редеющей шевелюрой и бифокальными очками в роговой оправе, на славу постарался, чтобы ясно и по существу изложить подробнейшее досье, которое он заставил себя составить на собственную шестнадцатилетнюю дочь. Оно состояло из череды рвотных извержений, поливаний, опорожнений прямой кишки и добровольных половых актов, в которых она участвовала на глазах у своего обезумевшего от бессилия (в обоих смыслах) папаши.

Ни в этот вечер, ни в следующий, а лишь на третий раз Кэрол почувствовала себя достаточно раскрепощенной, чтобы представить собственную бледноватую и мягкую по сравнению с другими версию Дэновских приключений: как он блевал, как бормотал непристойности, как его шатало в подпитии. Особого возмущения подобные сцены не вызывали, однако описание Кэрол ее собственного мертвенного равнодушия, полнейшего безразличия и нежелания помогать Дэну в его беде было стопроцентно правдивым. Закончив говорить, или «делиться», так в группе называли эти свидетельства в пользу Правды, она оторвала взгляд от линолеума и увидела лошадиную физию Дэйва 2, который, выйдя из соседней комнаты, присоединился к группе и теперь смотрел на нее с неподдельной симпатией, приправленной восхищением и еще чем — то, что могло быть, но не было любовью.

За неделю Дэн и Кэрол посетили по шесть занятий каждый в своей группе, и оба чувствовали, как идеология Анонимных Алкоголиков просачивается в них, как формирует их жизни. В этих группах-близнецах было что-то очень обнадеживающее: обычные люди собирались на галерее старинной церкви, садились на поставленные в кружок металлические стулья с сиденьями цвета хаки. Группа АнАлов собиралась в отдельной комнате, предназначенной для воскресной школы, и, пока Кэрол грела уши рассказами об обыденных драках и содомии, ее выцветшие голубые глазки блуждали по стенам, завешанным детскими коллажами букв алфавита и прилепленными красной и золотой лентами наивными картинками на библейские сюжеты, — викарий постарался.

Они пили растворимый кофе и курили сигареты пачками; деловая активность группы, ограниченная составлением расписания дежурств по кофе и продаже брошюр, все же требовала неких функций казначея, именно эти простые рутинные обязанности и привлекли Кэрол. Что же касается катарсиса, достигаемого путем рассказа о самой сокровенной боли, страхе и желании в присутствии целой компании едва знакомых людей, Кэрол испытала и его, несмотря на то что ее терапевтический арсенал был сильно ограничен редким талантом к приспособленчеству.

Однако это не должно нас удивлять. Мы же знаем Кэрол именно такой. Мы и раньше отмечали ее склонность всегда идти по пути наименьшего сопротивления. Так давайте же оставим ей возможность спокойно исповедоваться, когда ей захочется. В конце концов, это может помочь ей с другой, более интимной и неотложной проблемой.

Пока Кэрол вписывалась в ситуацию, Дэн на свой манер — тихо и без эффектных выступлений — был занят тем же. Со дня пришествия Дэйва 2 и его первой встречи в св. Симоне Дэн не пил. Признать свое бессилие перед алкоголем — первое и основное утверждение члена АА — ему было совсем несложно. Еще со студенческих лет, проведенных в Стоурбридже, Дэн отчетливо ощущал, что его осознанная воля оставалась беспомощной марионеткой, безжизненно болтающейся на невидимых нитях, пока ее не оживит пиво Lamot. Это WD40го души текло из банки, и под узким лбом Дэна сгущалось молочно-белое облако. Через несколько часов из этого облака появлялся джинн, хихикающий старик, который и манипулировал марионеткой Дэном, дергая его то так, то эдак.

Как и Кэрол, Дэну было сложно говорить на занятиях АА. Однако, в отличие от нее, ему нечего было скрывать. Напротив, в Дэне между его невнятностью, комплексами и недалекостью умещалась добропорядочность, что, к счастью, является редким сочетанием, иначе мы скучали бы еще больше, чем теперь. Нет, Дэну попросту часто нечего было сказать. Однако, если в катарсисе не было необходимости, Дэн, по крайней мере, узнал, что алкоголизм — это болезнь. Болезнь со своей этиологией и патологией. Болезнь, признанная самим ВОЗом — Всемирной организацией здравоохранения. Болезнь, занесенная в справочник Observer… В АА ему сказали, что болезнь эта хроническая и неизлечимая, и это была безусловно отрицательная сторона. Положительная составляющая заключалась в том, что симптомы данной болезни можно полностью блокировать путем регулярного посещения занятий АА и строжайшего воздержания. Прежде чем эта Благая Весть дошла до Дэна, он и впрямь боялся, что его сознание, такое же хрупкое и податливое, как бумажные фигурки, которые он мастерил, вполне может оказаться на грани и самопроизвольно смяться в бумажный комок безумия.

Теперь у Дэна появились друзья, готовые оказать поддержку. Поддержка Дэйва 2 была настолько всеобъемлющей, что он сопровождал Дэна домой после занятий, чтобы и дальше наставлять его на путь истинный. К тому времени Кэрол обычно была уже дома — встречи АнАлов начинались и заканчивались на полчаса раньше АА, — и чайник уже стоял на плите. Тогда все трое садились за кухонный столик, чтобы выслушать очередную порцию догматов Дэйва 2, который вещал с нарочито естественной искренностью, характерной для англиканского священника в худшем его проявлении.

Жанр проповедей Дэйва 2 можно определить как благочестивые беседы. У него была целая колода псевдорелигиозных открыток, которые он распространял среди своих новых апологетов. Изображение на этих открытках могло быть, к примеру, следующее: милые щеночки в плетеной корзинке, а самый симпатичный повис на ручке. По низу шла надпись курсивом с завитушками, гласившая: «Вера не может быть истинной, пока ты за нее не держишься». На другой — играющие котята сцепились в клубок и лозунг: «Крепкие объятья — вот что нам нужно!». У Дэйва 2 были еще заламинированные формата А5 таблички с заповедями АА (Двенадцать Шагов и Двенадцать Традиций), или наиболее важные молитвы АА, типа: «Господь ниспослал мне смирение, чтобы я мог принять то, что не могу изменить… и т. д. и т. п.». Ну, вы понимаете. Все это он звонко метал на пластик кухонного стола, как жертвенную плоть, доказывающую правоту его шумных и нудных назиданий…

Голос профессора снова внезапно затих. Небольшую округлую тень над его головой пронзил луч света, осветив крылья каштановых волос, сглаживавших неровности его черепа. В свете ночника шевелюра стала блестеть и переливаться. Он встал и принялся ходить взад — вперед, рассекая крошечное пространство купе от двери к двери. Остановившись, он посмотрел на меня, узкоплечий, эндоморфный. Он был похож на грушу, которую нарядили в Turnbull Asser. Репа его, словно в аляповатой рамке, походила на подретушированную фотографию из Хайленда: гордый олень демонстрирует рога.